К ВОПРОСУ О ЛОКАТИВНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВЕННЫХ СЛОВОСОЧЕТАНИЯХ В РУССКОМ И ИНГУШСКОМ ЯЗЫКАХ

Аннотация. В данной статье рассматриваются пространственно-временные и причинные отношения между компонентами обстоятельственных словосочетаний в неродственных языках. Пространственные отношения в русском и ингушском языках возникают между глаголами различного типа и локативными наречиями с неоднозначной семантикой.

Abstract. This article examines the spatial-temporal and causal relationships between the components of circumstantial phrases in unrelated languages. Spatial relations in the Russian and Ingush languages arise between verbs of various types and locative adverbs with ambiguous semantics.

Ключевые слова: локативные словосочетания, неродственные языки, главный компонент, зависимое слово, эргативный язык, номинативный язык.

Keywords: locative phrases, unrelated languages, main component, dependent word, ergative language, nominative language.

Для языков различных стратегий (эргативной и номинативной) свойственна одинаковая синтаксическая категория – различного рода словосочетания. Обстоятельственные словосочетания русского и ингушского языков могут содержать в себе единицы пространственной семантики. Пространство – категория в первую очередь когнитивно маркируемая в неродственных языках. Согласно точке зрения морфологов А.А. Потебни в русском языке и Л.У. Тариевой в ингушском языке действие может проявляться, прежде всего, в условиях определенного времени и места, как в ингушском, так и в русском языках [4; 7, с. 194]. Пространственные отношения не могут не отразиться в языке, если они есть в мышлении.

Обстоятельственные словосочетания русского и ингушского языков выражают внешние условия проявления действия, в частности, отражают локативность, темпоральность:

1. Дешархой гуйран в1ашаг1кхетаргба – ʽШкольники осенью встретятся’.
2. Машен муттхьала бетта ийцай – ʽМашину в марте приобрелʼ.
3. Йоккха наж ишколе беша латта– ʽБольшой дуб стоит в саду школы’.
4. Массарел хьалха ала – ʽСказать раньше всехʼ.

Временные отношения, после пространственных, лингвоцентрически первыми экспонируются в языках различного строя. В приведенных иллюстрациях с пространственными и с темпоральными отношениями представлены словосочетания со стержневым словом различной семантики: глагол движения (пример 1), глагол нахождения (пример 2, 4), глагол говорения (пример 3). Глаголы с такого рода значениями в ингушском и русском языках могут одинаково определяться обстоятельственными наречиями места и времени [3, с. 142; 2, с. 395].

Словосочетания, выражающие эссивные отношения, обусловленные семантикой зависимого слова (указательными наречия с локативным значением) представляются обычно дейктиками в исследуемых языках (наречия употребленные в качестве примеров извлечены из монографии Л.У. Тариевой):

5. Цига царгахьа хоза хаоттам латт  ʽТам у них стояла хорошая погодаʼ.
6. Аз  х1анз  лаьрх1ар из статья йистеяьккха ʽЯ сейчас решил закончить эту статьюʼ.
7. Жерахьа вайцига вар Мади ʽНакануне Мади был у насʼ.
8. Укхаза садикъа я вайна  ʽЗдесь нам душно’.

В приведенных примерах наблюдается указание на временную (пример 6-7) и пространственную (примеры 5-8) локализации, которые в совокупности определяются в качестве хронотопа в обоих языках.

Обстоятельственные словосочетания могут демонстрировать директивные и эссивные отношения в ингушском и русском языках.

9. К1алхахьа 1ог1о хала дацар ʽСпуститься вниз было не сложноʼ.
10. Цу т1а  цхьа х1ама алац ʽНа нем ничего не лежит’.
11. Аьрдехьа йийрзар машен ʽМашина двинулась влевоʼ.
12. Сога дац шун каьхаташ ʽУ меня нет ваших документовʼ.

Иллюстрации показывают, что диррективность обусловлена глаголом действия (движения), осуществляемого в пространстве, и векторным наречием (примеры 9-11). Эссивное расположение указывает на локализацию действия и/или предмета в пространстве (пример 10-12). Обычно директивные отношения определяются в русском и ингушском языках посредством глаголов движения.

Для неродственных языков характерен один из самых больших (относительно других рядов слов) пластов наречий с локативной семантикой, сочетающийся с глаголами движения [2, с. 396]. Наречия, валентные глаголам движения отвечают на вопросы мича? ʽкуда?ʼ; мичара? ʽоткудаʼ; мичахьа ʽкуда?ʼ; мичахьара? ʽоткуда?ʼ, мича кхаччалца? ʽдокуда?ʼ; мича г1олла? ʽчерез что? откуда?ʼ;  мича г1оллада ʽПо какой местностиʼ, Мича денз ʽс какого местаʼ. Разница между относительными местоименными вопросами   определяется в эргативном языке алативными, элативными, эссивными отношениями. Сравните конструкции:

13. Мичад хьа ц1а? ʽГде располагается твой дом?ʼ
14. Мича ваха уйла ю 1а? ʽКуда думаешь поехать?ʼ
15. Мичара денад 1а из сакъердаме книжка? ʽОткуда ты достал эту интересную книжку?ʼ
16. Мича г1олла вера хьо Сурхот1а? ʽЧерез что ты прибыл в Сурхахи?ʼ
17. Мича денз д1аволале со болх бе? ʽС какого места мне нужно начинать работатьʼ.

Со статическими глаголами ингушского и русского языков сочетаются наречия, образующие эссивные отношения: цига ʽтамʼ, укхаза ʽздесьʼ; хьалла ʽвон там наверхуʼ, 1оув ʽтам внизу ʼ, д1а маг1а ʽтам на почетном местеʼ; юхе ʽблизкоʼ, юкъе ʽв серединеʼ; чухьа//чухьнахьа ʽвнутриʼ, миччахьа а ʽгде бы то ни былоʼ; массанахьа ʽповсюдуʼ, гарга ʽблизкоʼ; гаьна ʽдалекоʼ, арахьа ʽснаружиʼ; духьал ʽнапротивʼ, уллув ʽрядом сбокуʼ; т1ехьа//т1ехьашка ʽсзади, позади, назадʼ, хьалха//хьалхашка ʽвперёд, впереди, напередʼ.

Исторически функцию аффиксоида может выполнять наречие места, транспонировавшееся в приставку. Сравните конструкции:

18. Д1а малх чубузаш латта ʽВон там (прямо) солнце спускаетсяʼ. (Вон виден закат) с:
19. Кхоана д1аг1о цу шахьаре ʽЗавтра уедешь в этот городʼ и 
20. Хьалла лоам т1а латта шун ц1а ʽВон наверху стоит ваш домʼ 
21. Хьалла хьалхьажа, мел хоза я! ʽВон туда наверх посмотри, как красиво!ʼ.

Если с такого рода наречиями-дейктиками сочетаются глаголы с динамической семантикой, то между компонентами словосочетания возникают директивные отношения.

В зависимости от лексико-семантической наполненности глагольные словосочетания данной группы в обоих исследуемых языках когнитивно [1, с. 258] можно разделить на следующие подгруппы:

1. словосочетания, называющие действие и его направление:

22. К1ала 1одежар са тетрадь – Моя тетрадь упала вниз’.
23. Ший дезала духьала вера Мади– ʽ Мади пришел встречать свою семью’
24. Дешархо шийна хьалхашка 1охоаве д1авигар хьехархочо ʽУчительница увела ученика посадить впереди себя’.
25. Юхе кхаьчар. ʽПодошел поближе’.

2. словосочетания, организованные различного рода наречиями, указывающими на место совершения действия:

26. Укхаза дийцар  цхьаккха лоадам боацаш къамаьл дар.– ʽТо, что он здесь говорил, был никчемный разговор’.
27. Тхона юхе хьайир библиотека –ʽВблизи  нас построили библиотеку’.
28. Цига саг вахац ʽТам никто не живетʼ.
29.  У юхе беш я ʽТут рядом есть огородʼ.

Наречия, выступающие в качестве зависимых компонентов в обоих анализируемых языках, могут выражать пространственные отношения разной степени близости к лицу говорящему (или предмету): [6, с. 18, 22] 

26. Ший нана гонахьа 1охайша баг1ар къонгаш  ʽСыновья сидели вокруг своей материʼ,

27. Берашта дехьа хий дар ʽС той стороны от детей была водаʼ.

28. Со волчара д1ахо йоккха тика яьй ʽОт меня чуть дальше построили большой магазинʼ.

29. Сона йисте 1ам латт ʽРядом со мной лужа стоитʼ.

В функции господствующего компонента в обоих языках может быть  глагол различной семантической отнесенности, а наречие при нем обычно уточняет локально действие, если оно относится к пласту адвербумов пространственной семантики. Если же наречие, определяющее глагол,  темпорального значения, то  глагольное действие характеризуется с точки зрения его протяженности во времени [5, с. 190-193].

Если учесть тип связи между компонентами глагольных словосочетаний исследованного типа, то в обоих сопоставляемых языках связь глаголов с наречиями носят свободный характер. Следует иметь в виду, что в русскому и  ингушскому языку свойственны глаголы, реализующиеся в речи обязательно требуя при себе наречия. Такое явление свойственно  полисемантическим глаголам. Так, например, глаголы воахалу ʽживетсяʼ, садоахалу ʽдышится’  употребляются обычно с наречиями акционального характера (дика/во ʽхорошо/плохо’, самукъа/ садикъа ʽвольно/стесненно’, например:

30. Ма ч1оаг1а дика воахалу-кх укх мехка ʽКак же хорошо живется в этой стране.ʼ

31. Самукъа садоахалу сона лоамашка! ʽВ горах мне вольно дышится!ʼ

Без наречий использование данных глаголов в подобных синтаксических конструкциях создают впечатление недосказанности, недоконченности.

Таким образом, исследованные словосочетания ингушского и русского языков указывают на тот факт, что:

1. для языков стратегий эргативной и номинативной свойственна одинаковая синтаксическая категория (различного рода словосочетания с глаголом в качестве главного компонента);
2. при статических глаголах обоих языков в качестве главного слова наречие обусловливает эссивные отношения (примеры 10, 12);
3. при динамических глаголах, т.е. глаголы движения наречия формируют директивные отношения (примеры 9, 11);
4. характер глаголов в принципе в номинативном русском и эргативном ингушском языках совпадает (глаголы говорения, движения, нахождения, направления и др.  (примеры 1, 2, 3, 4, 22, 23, 24, 25).
5. В ингушском языке в отличие от русского дейктические наречия способны транспонироваться в аффиксоиды (примеры 18-21).
6. отдельные глаголы обоих исследованных языков тяготеют к связанности, т.е. могут  запрашивать  валентность на наречие (примеры 30-31).