«Четыре Дона» как основа историософского мотива лирики Н.Н.Туроверова

В истории казачества Н.Туроверов выделяет три основных этапа или, в его терминологии, «три Дона». Как он писал в книге «Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества»: «Было три Дона: Вольница Дикого Поля, Имперское Войско Донское, и, третий, короткий и пламенный, как зигзаг молнии, казачий сполох. Четвертого Дона нет» [1, с. 290].

Первый этап – Вольница Дикого Поля завершается присоединением казачьих земель к Российской империи Петром Первым – процесс, проходивший с 1671 года по 1721г.

Второй Дон, как этап ограничивается датой Октябрьской революции. Третий Дон – сполох гражданской войны, длившейся на Дону два года: с 1918г по 1920г. до исхода казачества из России [1, с. 292].

Первый этап описан Н. Туроверовым в стихотворениях  «Вольница», «Серьги», «Майдан», «Сечь», «Что мы братцы по-пустому спорим», «Сирко», «Бунт», «Азов», «Минуя грозных стен Азова», «Предки», «На солнце в мартовских садах», «Был мальчонком и тетка старуха» в статье «Из казачьей истории».

В этих  произведениях казачество именуется «зипунными бойцами», упоминаются походы за добычей к иноверцам, бунт против Московии, казачья вольница, атаманство как казачий феномен, неповторимый казачий быт.

Второй этап нашел художественное воплощение в стихотворениях «Гурда», «Элегия» (1954г.), «Суворов», «1914 год», «Трребия», «Покидал я родную станицу», «Сказка»; статьях «Дочь Платова», «Платов и его английские изображения», «Казачий сказ о Суворове», «Платов в Лондоне», «Юность Бакланова», «Молодость Бакланова», «Из Суворовской военной старины» и других. В этих произведениях казаки получают новое именование – Имперское Войско Донское, «те, кто славу казака сплетал со славою имперской», «степей наездники лихие», поколение, склонившееся «к ботфортам грозного Петра» (Туроверов 2010: 39). Автор уделяет внимание описанию удали, верности России, христианству и воинской сноровке.

Третий этап сам Н.Туроверов обозначил как «короткий сполох»   [1, с. 290]. Этот этап казачьей истории нашел свое отражение в наибольшем количестве стихотворений, в котором описывались жизнь и битвы Войска Донского за свою землю. События 1918-1920гг. воспроизведены в стихотворениях «Не выдаст моя кобылица», «В эту ночь мы ушли от погони», «Февраль», «Однолеток», «В огне все было и в дыму», «Крым», «Атаман Дутов», «Было их с урядником тринадцать», «Мороз крепчал. Стоял такой мороз», «Крым» (поэма), «Перекоп»; в статьях «Основные законы Всевеликого Войска Донского», «Гибель Чернецова. Памяти белых партизан», «Тридцать пять лет» и других. Из произведений этого периода исчезают традиционные именования. Вместо «донцов», «Войска Донского» - «казаки», «мы», «белые партизаны». Чаще всего Туроверов описывает минимальные воинские единицы: «разъезд», «отряд» вместо «полка», «войска»; генералы Каледин, Корнилов, Краснов вместо прежних «атаманов».  Он описывает утрату Родины, «тоску безысходного гона», надежду казачества на милосердие Божие [4, с. 34].

И все-таки с окончанием этапа «третьего Дона» история казачества для Туроверова не заканчивается. Как писал он в книге «Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества»: «Будущее четвертого казачьего Дона органически связано с крестьянским вопросом на Дону. Перебить всех донских хохлов – это, конечно, не решение вопроса. Перевести же их всех в казачье сословие равносильно переходу всех казаков в донское крестьянство. Мирное же сожительство, при сохранении казаками своих паев, войсковых юртов, прав на рыбные ловли в будущем невозможно. Надо или крестьянам уйти на новые наделы, или казакам, покинув Дон, создавать свое четвертое войско уже не на Дону. Направление исхода остается одним – на Восток, в Сибирь. И в этом гораздо менее невероятного, чем в переселениях в Колумбию, в Бразилию, в Аргентину, куда если не на всю жизнь (об этом как-то жутко думать), то на очень долгий срок готовы ехать многие казаки» [1, с. 292].

Идея «Четвертого Дона», очевидно, родилась у Туроверова уже в эмиграции. Она связана с поисками новых земель для обустройства нового казачьего войска, так как исконные донские земли находятся под чуждой властью. Эта идея художественно воплотилась в немногочисленных произведениях. Наверное, самое яркое из них – стихотворение «Поход». В нем Н.Туроверов вновь возвращается к номинациям «войско», «новый станичный майдан», «новые походы», «новые набеги» [4, с. 77]и т.д. «Четвертый Дон» именуется Туроверовым «последний казачий исход» [4, с. 76]. Поэтом описываются возвращение к традициям «Первого Дона», вера в казачье предназначение, вера в Божью благодать, сочетание воинского и трудового начала.

Раскроем формирование историософского мотива в стихотворении «Поход» (1939) на основе выделенного Туроверовым четвертого этапа. Стихотворение начинается со скрытого сравнения «Как в страшное время Батыя, / Опять породнимся с огнем» [4, с. 75]. Скрытое явно предполагает отсыл к советскому периоду, уничтожившему казачью традицию, казачью вольницу. Казачество в стихотворении Туроверова оказывается в почти библейском состоянии «исхода». Расставание с родным хронотопом – родной Донской землей – единственное решение для того, чтобы сберечь «вольные души», «сердце казачье» [4, с. 75]. Войско Донское расстается со всеми святынями: родными станицами, родными куренями, родными могилами, станичными погостами. Все это символизируется для них в новой святыне - «...пучок ковыля да полыни, / щепотка казачьей земли...» [4, с. 76]. Казачество реализует себя в новом хронотопе – азиатском «идем в азиатский пустырь» [4, с. 76] (в другом варианте стихотворения «Родимый край» №90 сент. – окт. 1970г.» данная строчка звучит «идти в неизвестный простор» [3]). Выскажем предположение, что азиатская направленность последнего исхода казачества связана с историческими походами Ермака на Сибирское царство. Это направление казачьего похода будет подчеркнуто еще раз в конце стихотворения строчкой «в глухой азиатской дали» [4, с. 77].

Центральная часть стихотворения посвящена спутнице («родной голубке», «казачке» [4, с. 76] (в приведенном ранее варианте вместо слово «родная» употребляется «степная»). Меты-характеристики казачки, используемые Туроверовым, – «справляться с конем», не бояться огня, явно отсылает к Некрасовскому «Коня на скаку остановит, / в горящую избу войдет» [4, с. 76], [2, с. 243]. Таким образом, скрытые реминисценции явно отсылают от образа величавой славянки к образу величавой казачки.

По Туроверову, казачество спасут такие качества как трудолюбие, свободолюбие, вера в милость Господнюю «...С молитвой трудитесь, крепитесь, / Недаром дается земля...» [4, с. 76-77]. Последний поход казачества по Туроверову уподоблен исходу благочестивого народа из земли неверных (еврейского народа из Египта) и трактуется поэтому как божественное испытание.

Завершающие строки стихотворения возвращают лирического героя в его реальный хронотоп – хронотоп Парижа, «европейского ласкового плена»: «Иль сердце мое раскололось? / Нет – сердце стучит и стучит. / Отчизна, не твой ли я голос /  Услышал в парижской ночи» [4, с. 77].         Однако все мысли о «последнем исходе» казачества для лирического героя – это не просто думы человека, потерявшего себя в эмиграции, это истинный голос казачьей крови, казачьего сердца, не смиряющего с рассеянием и раздробленностью своих соотечественников, стремящегося найти новый казачий Китеж.