Актуализация категорий душа и сердце в компаративном литературоведении (на материале писем, «Авторской исповеди» Н. Гоголя и эссе «Природа» Р. Эмерсона)

Actualization of the categories of the soul and the heart in comparative literature (on the material of the letters, “The Author's Confession” by N. Gogol and the essay "Nature" by R. Emerson)

Al-Masood Mohammed Kadhim Hassoon

Instructor at College of Languages, University of Baghdad, Iraq, Baghdad

Аннотация. В статье представлен глубокий компаративистический анализ категорий души и сердца на материале писем Н. Гоголя и эссе Р. Емерсона; рассмотрены общие и разные черты, среди которых общим для указанных авторов является самобытный идеализм, панестетизм, индивидуализм и стремление к свободе, а различия прослеживаются в следующем: если вектор внутренней работы души Н.Гоголя, прежде всего, направлен ко Христу, то Р. Эмерсон зовет больше к природе; установлено, что душа, дух и сердце – слова одного смыслового ряда, в них сконцентрирована «человеческая мораль», истинная сущность человека.

Abstract. The article represents a deep comparative analysis of the categories of soul and heart based on the letters of N. Gogol and the essay of R. Emerson; the common and different features have been considered, among which the common for the above authors are original idealism, panestesism, individualism and pursuit of freedom, and the differences are traced as follows: if the vector of the soul of N. Gogol is primarily directed to Christ, R. Emerson’s soul corresponds to nature; it has been established that the soul, spirit and heart are the words of a single semantic series, the “human morality”, the true essence of a human being are concentrated in them.

Ключевые слова: категории душа и сердце, Г. Гоголь, Р. Эмерсон, общие и разные черты.

Keywords: soul and heart categories, G. Gogol, R. Emerson, common and different features.

Наблюдая за развитием сравнительного литературоведения последних десятилетий прошлого века, можем говорить о том, что научная компаративистика переходит на новую стадию развития, в которой зафиксировано появление новых векторов и интенций. Эта база знаний выработала новую компаративную парадигму (определение Д. Фоккемома, которое стало уже хрестоматийным), суть которой состоит в абсолютно новой концепции объекта исследования, методологическом плюрализме, широком применении подходов теории литературы, междисциплинарных исследований и т.п. [7, p. 13–14.]. Подавляющее большинство мнений состояло из положений европейских, американских, российских ученых, произведенных на материале тех же европейских источников и американской литературы. Этому способствовало развитие теоретической мысли, уровню обработки текстов, устойчивому интересу к художественным произведениям, которые переводились на разные языки мира, а также налаживанию переводческого дела и приобретению опыта / практики художественного перевода. Неевропейский художественный историко-литературный материал и теоретическая мысль гораздо медленнее входили в научный оборот. «Путешествие литературным временем и пространством, пересечение «границ» различных методологий, жанров, риторических систем», которые являются присущими типологическим студиям, таким образом, приобретали однонаправленный характер и все основания приводили к рефлексии об «универсальной» литературной парадигме.

Постмодерное мышление, постколониальные студии, литературоведческий аспект которых, по наблюдению М. Тлостановой, сформировался в конце ХХ века, заметно изменили картину сравнительных исследований [5, c. 320]. При наличии многочисленных различий во взглядах авторов на некоторые основополагающие категории компаративистики, среди которых «мировая литература», «национальная и групповая культурная идентичность», концепты Своего и Чужого, возможности познания Чужого / вполне Чужого, размышления о степени узнаваемости Чужого и т.д., эти исследования продемонстрировали о новых стратегиях и векторах сравнительного изучения, которые заявляют о себе в так называемых «контрадискурсах» (термин Хелен Тиффин), изменении акцентов во взглядах / изучении межлитературных взаимоотношений, усиленном интересе к проблемам, порожденным глобализационными процессами (Х. Бгабга), в междисциплинарных исследованиях и осмыслении «нетипичных культурных ареалов» (Г. Гейтс). Не прошли бесследно для сравнительных исследований и попытки осмыслить те художественные явления, которые на протяжении длительного времени оставались не были в центре внимания, или «прятались» под крышей других, в частности американской, английской, французской, русской литературы.

Одними из таких выявились категории душа и сердце, которые на самом деле являются частью более широкой темы «Украинская философия сердца и американский трансцендентализм». Попытаемся в этом убедиться на примерах дневниковых записей, «Авторской исповеди» и письма Н. Гоголя, а также ж эссе «Природа» Р. Эмерсона.

Необходимо сразу отметить, что жанры дневниковых записей, исповеди и эссе являются похожими между собой: как первые, так и вторые части – это прозаические произведения с произвольной композицией, им свойственна беллетризация зафиксированных индивидуальных впечатлений, ассоциаций или информации, полученной из разных областей знаний, несистемное сочетание философских, литературно-критических, иногда специфически научных элементов. В этих элементах личности рассказчика с его собственным взглядом на мир придается первостепенное значение. Именно в этих жанрах автор прибегает к задушевному разговору со своим читателем, подает на общественный суд свою творческую лабораторию, делится своими переживаниями, страхами, пытается повлиять на собеседника тем или иным способом, иногда выступает с дидактическими наставлениями. Стиль как дневника, так и исповеди, эссе характеризуется субъективностью, яркой образностью, бытовой речью. Поэтому, понятно, почему эти жанры привлекли романтиков – украинца Николая Гоголя и американца Ральфа Эмерсона.

В процессе анализа творчества Н. Гоголя и Р. Эмерсона было установлено, что общим для указанных авторов является самобытный идеализм, подлинность которого зависит от национальной и индивидуально-авторской специфики. Так, истоками украинской душевности и кардиацентризма была и остается украинская этнософия, основными положениями которой является панестетизм (эмоционализм и сентиментализм, чувственность и лиризм); рядом с ним располагаются индивидуализм и стремление к свободе. Последние иногда диссонируют с первым, так как эстетизм – примирительный, он принимает все в мире, поскольку он является «прекрасным»; индивидуализм может вести к самоизоляции, даже к конфликту со всеми, но и к глубоко положительным формам творчества и активности, как проявление высокоразвитой личности с ее борьбой и согласием. Исследователь Владимир Янов, работавший в эмиграции в одном их университетов Мюнхена (ФРГ), в своем исследовании говорит о четырех личностях (И. Вишенский, Г. Сковорода, Н. Гоголь и Т. Шевченко), которые считаются типичными для духовности. По мнению ученого, характерной или даже ключевой для них является так называемая культура сердца, т.е. чувства как в их жизни, так и в их творчестве становятся определяющими.

Ральф Эмерсон – один из основателей литературно-художественного и философского течения американского или новоанглийского трансцендентализма – прибегает к проповедническому вдохновенному воспеванию возвышающейся идеи, над-Души (англ. oversoul) (термин Р. Эмерсона), ее воплощение в природе. Над-Душа отстаивает принципы «самодоверия», «возложение на себя» в человеческой личности, создание «универсальной религии», которая обожала человека, делала ее центром Вселенной, а также раскрывает суть опыта, фатума и т.п. Одновременно – это и совершенно земной разговор с равным по духу и пониманием слушателя о нашем доме-Земле, о гармонии человека и природы, о счастье и красоте, в том числе и о путях достижения этого.

Николай Гоголь одним из первых в своем творчестве соединил проповедь с проникновенной исповедью, раскрыл необъятные глубины своей души. «Авторская исповедь» является его собственной исповедью, т.е. излиянием его души и сердца [1, c. 204]. В двоичности мира – материальном и духовном – приоритетным началом Н. Гоголь считал, бесспорно, что-то духовное. Следуя традициям своих предшественников (И. Вишенского, Г. Сковороды), Н. Гоголь считал, что нельзя достичь «надежного дела жизни», нельзя «устроить» мир, не приведя в порядок собственную душу, не пройдя пути очищения души, не познав самого себя. «О, как глубже перед тобой раскрывается это познание, когда начнешь дело с собственной своей души! […]». «Как изображать людей, если не узнал прежде, что такое душа человеческая?» [1, с. 380]. Отсюда и те выражения, которые так густо представлены в дневниковых записях, «Авторской исповеди» и письмах Н. Гоголя: «Дело моё – душа и прочной дело жизни» [1, с. 140]; душевное дело, душевное движение, душевные объятия, душевное участие, душевная молитва, душевные слезы, душевные надежды, язык души, засмеяться смехом души [...]. Можем предположить, что ключ к миру Н. Гоголь нашел в своей душе, где его находили большие философы Сократ, Платон, Декарт и др.

Идея познания самого себя – духовная доминанта творчества Р. Эмерсона, в частности его лекции, напечатанные в виде эссе «Природа» (1836 г.). Самопознание как путь к самосовершенствованию – эта мысль стала главной и важнейшей в этической программе писателя. «Верь в себя!» – так красноречиво звучал лозунг Р. Эмерсона, что призвало каждого человека верить собственной интуиции, собственному внутреннему Я, в котором скрыта истина, что близка и понятна всем людям. Более того, доверие к самому себе – это путь раскрепощения от религиозных догматов, это самосовершенствование личности. Иными словами, путь к самому себе – это условие прогресса человеческого общества в целом, что в конце даст ответ на вопрос «кто мы, откуда и куда идем?». При этом другой стороной этого учения был последователен индивидуализм. Ведь верить в самого себя, о чем неоднократно говорил Р. Эмерсон, означало и сосредоточиться на себе самом, отстраниться от всех, и безоговорочно следовать путем самопознания души. Причем акцент делался, как правило, на внутреннем мире личности, который значительно богаче окружающего, в том числе и общественного. Однако бегство от общества было скорее символом, как и у других романтиков, что приводило возвращение в общество, но обновленными, на высшем духовном уровне. Именно в природе писатель искал своего собеседника, близкого, прежде всего, духовного, который понимает и сочувствует. Ведь именно этого ему не хватало в обществе, «мире». Р. Эмерсон пишет, что, когда человек оказывается в лесу, он с себя сбрасывает кожу, как змея, т.е. груз уже прожитых лет, и, таким образом, какого бы он возраста не достиг к этому времени, снова становится маленьким ребенком. В итоге, необходимо свой собственный мир творить через очищение души [6, с. 577]. Именно с этим у Р. Эмерсона органично связаны такие этические мотивы, как представление о счастье, «необходимой необходимости», о душевном равновесии, о плотности голоса сердца в человеческом существовании, о родстве каждого по приговору судьбы с той или иной работой.

У Н. Гоголя прослеживается заинтересованность подобными моральными проблемами, которые он решает аналогичным образом. Н. Гоголь исходит из понимания счастья как внутренней душевной гармонии, ее человек достигает в процессе непрерывного, тяжелого, но единственно благотворного постижения собственного Я, целенаправленного нравственного «самостроя», безудержного стремления «стать лучшим». Отсюда происходят его равнодушие к материальным атрибутам благосостояния, уверенность в безусловном приоритете духовной основы перед материальной, здоровье души – перед здоровьем телесным. Можно вспомнить известное выражение Н. Гоголя: «дряхлый телом, но не духом» [1, c. 140]. Н. Гоголь называет «человеколюбивым законом» христианское учение и настаивает на том, что оно направлено в тебя лично – с этого начинается познание самого себя, недовольство самим собой, совершенствование самого себя. Н.Гоголь пишет, что не стоит лишь смотреть на то, как любят тебя окружающие, а необходимо смотреть на то, любишь ли ты их сам [1, с. 230].

Родство выходных моральных принципов Н. Гоголя и Р. Эмерсона является очень очевидным. Однако в пределах общих принципов существуют и различия, причем достаточно существенные. Если Н. Гоголь говорит о законе Иисуса, христианских заповедях, вектор его внутренней работы души, прежде всего, направлен ко Христу, то Р. Эмерсон же зовет больше к природе, потому что, по его мнению, общественная мораль и религия лишают природу ее величия. Различия морали и религии в том, что первая – это концепция обязанностей любого человека, которая исходит от самого человека, а вторая – это та же концепция, но которая исходит от Бога. Таким образом, Р. Эмерсон утверждает, что религия состоит из личности бога, а мораль – нет. При этом как мораль, так и религия ставят природу ниже самих себя. Религия как бы попирает природу [6, с. 55]. Природа – это тот орган, с помощью которого всеобщий дух пытается общаться с человеком и стремится вернуть человека к ней обратно [6, с. 57]. Н.Гоголь и Р. Эмерсон отмечают идеи побега от общества, ведь, по мнению Р.Эмерсона, «[…] в обществе несамостоятельность духа – добродетель […], а доверие к себе – предмет отвращения» [6, c. 135]. У Н. Гоголя читаем следующее: «Я оставил на время всё современное; я обратил внимание на узнавание тех вечных законов, которыми движется человек и человечество вообще» [1, с. 211]. Но оставить мир для Н. Гоголя отнюдь не означало уйти от природы, божественной природы, так как, по его словам, в природе всё совершается чинно и мудро, в каком-то стройном законе [1, c. 136].

Для Н. Гоголя и для Р. Эмерсона душа, дух и сердце – слова одного смыслового ряда, в них сконцентрирована «человеческая мораль», истинная сущность человека. Здесь кроется вечная загадка, неизмеримая глубина, которая властно притягивает к себе. Н. Гоголь пишет, что душа человека не для всех является доступной [1, с. 236]. «Зачем мне определено было не иначе приобрести познанье души человека, как произведя строгий анализ над собственной душою? [...] Зачем венцом всех эстетических наслаждений во мне осталось свойство восхищаться красотой души человека везде, где бы я её не встретил?» [1, с. 222].

Аналогичную мысль встречаем и у Р. Эмерсона, который убежден в том, что основная задача возвращения миру его вечной и изначальной красоты решается с помощью исцеления души. Одной из причины того, что мир не имеет единства, что он лежит в нагромождениях и развалинах, состоит в утрате человеком единства с самим собой [6, c. 64].

Как ни таинственные глубины человеческого сердца, как неповторимо- индивидуальны пути к счастью, Р. Эмерсон видит в этой сфере неоспоримые закономерности. Одну из них он обозначает через понятие «своей работы», в которой заключаются такие категории, как естественность, натуральность, гармония между наклонностями человека и возможностью реализации этих наклонностей, т.е. самореализацию. Р. Эмерсон считает, что необходимо заниматься своей собственной работой и тогда появятся новые силы [6, с. 138], потому что любое бездействие – это малодушие [6, c. 75].

Касательно Н. Гоголя, то в нем находим такие понятия, как «служить своей земле, стране», «быть на своем месте». Созвучными есть гоголевские поиски соответствия своих природных наклонностей, таланта, моральных интенций – «службе», «должности», положению в обществе Н. Гоголь пишет, что сложнее всего на свете тому человеку, который «не прикрепил себя к месту, не определил себе, в чём его должность». Однако человек, который не знает, в чём заключается его должность и какое его место, «не определивший себе ничего и не остановившийся ни на чём», находится ни в мире и даже ни вне мира, «он ближе всех к холодной черствости душевной» [1, с. 231]. Бог каждому человеку определяет свою дорогу, которая не похожа на ту, которую предназначено проходить совсем другому человеку [1, с. 194].

Как известно из «Авторской исповеди», и сам Н. Гоголь с юных лет мечтал служить земле своей, пройти свой путь, выполнить свое предназначение, чтобы «почувствовал и убедился сам автор, что, творя творение свое, он исполняет именно тот долг, для которого он призван на землю, для которого именно и даны ему способности и силы […]» [1, с. 208]. Н. Гоголь утверждал, что общество только тогда сможет вылечится, когда каждый человек будет жить по законам Божьим, т.е. любить ближнего, как пытался жить и сам Н. Гоголь: «Я люблю добро, я ищу его и сгораю им» [1, с. 137]. Тогда человечество двинется вперед. «Я поклялся – ни одной минуты короткой жизни своей не утерять, не сделав блага» [1, с. 253]. «Ревизор» – это было первое моё произведение, замышленное с целью произвести доброе влияние на общество» [1, с. 379]. Подобное мнение Н. Гоголя прослеживается и в отношении «Мертвых душ», как первой, так и второй части: «[…] бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже всё поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости» [1, c. 139]. И далее: «Я хотел произвести ею (книгой «Мертвые души») вдруг и скоро благодетельное действие на некоторых недугующих» [1, с. 363].

Нам представляется, что как Н. Гоголь, так и Р. Эмерсон воплотили в своем творчестве общечеловеческие принципы, названные еще Аюрведою – восточной философией, которая устами просветленных мудрецов утверждала: у каждого человека есть четыре цели в жизни: 1. Дхарма (профессиональная деятельность в соответствии с природными наклонностями, талантами, «родственной» работой); 2. Артха (материальное процветание); 3. Кама (осуществление желаний, чувственное наслаждение); 4. Мокша (освобождение, духовное просветление). Таким образом, если человек не живет в соответствии с Дхарма, т.е. не занимается трудом, для которой рожден, то остальные цели она никогда не достигнет. Кроме того, любая цель достежима, когда человек живет в гармонии с миром.

По убеждению Н. Гоголя, душу движет порыв и вдохновение, а вдохновением многое вскакивает, чего не дойдешь никаким учением и трудом. Поэзия – это чистая исповедь души, правда души [1, c. 196]. Поэтому, чувствуя гармонию в себе, душа уязвима на гармонию вокруг нее. Наслаждение порождает единство, гармонию человека и природы, а также творчество: самое наивысшее из наслаждений – это творить [1, c. 227]. На этом акцентирует внимание Р. Эмерсон, предлагая известную арабскую пословицу: «смоковница, глядя на другую смоковницу, начинает плодоносить» [6, с. 73]. «Природу любит тот, чьи обращенные вовне и внутрь чувства по-прежнему соответствуют друг другу; тот, кто и в зрелом возрасте сохранил дух детства» [6, с. 59]. И далее: «По мере нашей деградации все явственнее выступает контраст между нами и нашим домом. В природе мы чувствуем себя посторонними в той мере, в какой являемся чужими по отношению к Богу [...]» [6, с. 65].

Как писатель, мастер слова Р. Эмерсон тонко чувствовал взаимосвязь духовности, высокой души с языком человека. Как мы говорим, теми мы и являемся, т.е. наша жизнь является тем, что мы о ней думаем и говорим. Более того, все явления духовной жизни выражаются с помощью символов, найденных в природе. Те же символы, как известно, составляют первоосновы всех языков. Способность человека связывать свое мнение по точно найденным образам и с его помощью выкладывать то, что она хочет сказать, зависит от искренности ее сердца, от ее любви к истине, от желания человека донести истину без ущерба для последней. Р. Эмерсон утверждает, что если сам человек портится, то портится и его язык [6, с. 38]. Бездуховность, как правило, приводит к неискренности, двоедушию, которые как бы уничтожают связь души с природой. При этом перестают возникать новые образы, язык становится очень бедным, появляются грубые слова (грубость), которые приводят язык к деградации, а, следовательно, и самого человека. Не допустить сползания в бездну сможет лишь «жизнь в гармонии с природой, любовь к истине и добродетели» [6, с. 41]. Именно гармония и любовь смогут привести к творчеству, потому что только в творчестве человек бывает счастлив, а «любое творение раскрепощает в душе новую способность» [6, с. 41]. Именно природа все соединяет между собой и наполняет человека мудростью, а неизменным признаком мудрости является умение видеть чудесное в обычном.

То, что язык – это зеркало души Н. Гоголь подчеркивал неоднократно. По его мнению, следствием познания человеческой души, в том числе и собственной, будет улучшение языка художественных произведений: «Язык будет правилен и звучен, а слог окрепнет» [1, с. 380]. В письме к М. Максимовичу 1833 г. Н. Гоголь писал: «не иметь с кем заговорить языком души – это страшно» [1, с. 286], считал, что сам язык уже может быть поэтом, быть созвучным народной души: «Пройдет эта речь уже насквозь всю душу и не упадёт на бесплодную землю» [1, с. 184].

Следовательно, категории души и сердца в творчестве Н. Гоголя и Р.Эмерсона являются глубинными категориями, на которых выстраивается вся их эстетическая система. Изучать человеческую душу они начали с самоанализа, самосовершенствования, углубляясь в самих себя, пылая действенным добром и красотой. Они почувствовали всю бездну души и сердца человеческого, поверили в душу, нашли в ней путь к гармонии, мира и правды. Они оба дарили людям радость – светили, дарили свет.