ПРИНЦИП У-ВЭЙ В КИТАЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ
Секция: 5. Философия
XXV Студенческая международная заочная научно-практическая конференция «Молодежный научный форум: общественные и экономические науки»
ПРИНЦИП У-ВЭЙ В КИТАЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ
В древнем Китае, как и в других древних цивилизациях, пытались решить вопросы бытия, мироздания, вопросы о появлении человека и о вечном. В древнем Китае появились довольно таки своеобразные ответы на поставленные вопросы. На вопросы о бытии в древнем Китае отвечала религия Даосизм, принципом которой был У-вэй.
У-вэй это — принцип Даосской философии, одно из центральных понятий «Дао-дэ-цзин». У-Вэй наряду с цзы-жань (естественностью) оформляет дополняет способ движения Дао и дэ. «Дао постоянно осуществляет недеяние, тем самым нет ничего, что бы оно не делало» [3, c. 3]. У-Вэй, по мнению Лао Цзы, первичная активность, источником её внутренней силы является «безмолвие» и «небытие». Из-за способности не-деяния присутствовать всюду, способности человека становятся безграничными, но доходить до не-деяния следует путем непрерывного уменьшения своих желаний. Принцип У-вэй, в раннем Даосизме противостоит ритуалам конфуцианцев и законам моистов. Данный принцип является действием особого, внутреннего стиля, и призывает к следованию естественным законам природы, при этом и не принуждать природу самого человека не следует. У-вэй диалектичен, как внутреннее, он противостоит внешнему, как естественное — искусственному, как истинное — ложному.
Иная трактовка данного принципа у Чжуан-цзы, здесь У-вэй приобретает черты незнания и неслужения. Быть вовлеченным в социальную деятельность, служить государству — противоречить своей внутренней природе, а следовательно совершать насилие. Знание противостоит жизни и мешает ей, истина, по мнению Чжуан-цзы, вне учености. В отличии от него Конфуций, истолковывает не-деяние, как жертвенное служение на благо общества. При этом, внутренняя интуиция «я», которую Чжуан-цзы выдвинул в качестве критерия истины, у Конфуция заменена общественным законом, который требует забвения личного действия. Не смотря на обращение к данному принципу многих китайских философов, он остается Даосским познавательным принципом и практическим критерием любого вида деятельности. Именно данный принцип оказал влияние на создание и развитие дыхательной гимнастики, а также внутреннего боевого Даосского стиля Тай-цзи-цюань. Он являет собой психологическую установку, своеобразный культурный настрой и, являясь не только образом китайского мышления, распространяется на весь менталитет культур восточного типа.
С проникновением буддизма в Китай, как понятие У-вэй полностью растворяется в теории школы чань. Восприняв Даосский принцип не-деяния, представители данной школы трансформировали его на теоретической базе буддизма. Данный принцип отличался жестким аскетизмом, повышенной строгостью в выполнении и четкой регламентацией.
Принцип не-деяния, отрицая «я», показывает ненужность и невозможность действий, с ним связанных. «Я» должно быть предоставлено самому себе, для того, чтобы никакие привязанности, ни внутренние, ни внешние не мешали личностному росту. Одно из ярких точных высказываний о не-деянии трактует нам ЛаоЦзы: «Лучше ничего не делать, чем стремиться к тому, чтобы что-либо наполнить. Если [чем-либо] острым [все время] пользоваться, оно не сможет долго сохранить свою [остроту]. Если зал наполнен золотом и яшмой, то никто не в силах их уберечь. Если богатые и знатные проявляют кичливость, они сами навлекают на себя беду. Когда дело завершено, человек [должен] устраниться. В этом закон небесного [Дао]» [2, c. 176].
Видение нирваны как абсолютного покоя, отрешенности бытия связанно с пониманием личности как «не-я», где оно должно сдерживать собственную индивидуальность, ради спасения других индивидуальностей. Постулат о несуществовании «я» идет вразрез с реальным существованием индивидуального субъекта и находит свое логическое разрешение в принципе недеяния. При этом следует отметить, что волевая концентрация «не-я» лишена индивидуализм.
Благодаря присутствию У-вэй в мире, его растворенности в бытии данный принцип применим для объяснения восточного (Китай, Япония) искусства, различных форм верований и психологических феноменов.
Чжуан-цзы пишет о погружении в океан космического забытья. Под забытьем он понимает и ту реальность, которая скрыта от нас ловушками слов, и в этой связи он предлагает пересмотреть отношение к слову. Проводя аналогию между словом и ловушкой для животных он отмечает, что когда животное попадает в ловушку мы забываем о ней, так же и со словом, мы используем его для решения своих задач, а именно для внушения смысла, а «постигнув смысл, забывают про слова. Где же найти мне забывшего слова человека, чтобы перекинуться с ним словом?» [2, c. 186]. Для Чжуан-цзы истина находится в сердце, когда мудрец погружен в забытье, её нельзя созерцать как объект, нельзя владеть ею.
В индийских, китайских, японских, тибетских, монгольских и других и других текстах нередко встречаются уподобления мудреца аргонавту, который ищет в океане забытья золотое руно — знание. Мотив странствия за знанием, восходит к мифологическим истокам, стар как мир, на каждый раз он наполняется новым содержанием в зависимости от конкретной школы ли мудреца.
Даосские повествования такого рода ироничны и насмешливы: «Бесполезно гоняться за знанием, но эта бесполезность сама себе необходима» [1, c. 184]. Таким образом Чжуан-цзы, говорит нам о том, что сколько бы мы не узнавали нового у нас появится всё больше, и больше вопросов и поэтому познание — это бесполезное занятие. Но он признаёт то, что познание необходимо для человека. Тоже самое он и говорит нам в следующем своём высказывании: «Наша жизнь имеет предел, а знание предела не имеет. Имея предел, гнаться за беспредельным гибельно» [1, c. 185]. Жизненный идеал для него — это полная «бесполезность» и неуловимость для тягот бытия. Он учит освобождению от жизненных забот и «образа жизни». Жить нужно не для себя, ни для других, а для того, что скрыто в нас, для того, что нас превосходит. При этом он утверждает неприметность жизни, именно тогда она раскрывается в полной мере.
Руководствуясь Дао, можно странствовать в пространстве и достигнуть абсолютной свободы. В параграфе «Великий учитель» Чжуан-цзы пишет, что отдалившись от формы (расслабив тело, погасив чувства) слившись с Дао можно достичь состояния забытья. Постижение вещей природы и согласованность с ней позволяет «мягкому побеждать твердое», «слабому превозмогать сильного». Действия, противоречащие Дао, ведут к неудаче и гибели. Процветает то государство, в котором правитель ничего не делает для того чтобы управлять страной.
У-вэй это стиль жизни того, кто следует Дао. Это особый стиль жизни, основанный на разуме, при затрачивании минимума усилий. При этом разум не сводится только лишь к интеллекту, а включает в себя врожденную мудрость нервной системы. В данном случае У-вэй подразумевает сочетание проявлений разума с о следованием обыденного действия по пути наименьшего сопротивления. Цель человека жить по законам природы путем полного ничегонеделания. Истинное счастье в умеренности, спокойствии и близости к природе.
Чжуан-цзы великий мастер парадокса очень сильно любил иронизировать, он посылал за знанием даже само знание. «Знание, отправившись на Север, поднялось вверх по Мрачным Водам, взошло на вершину Сокровенного Могильника и там повстречало Нареченного Не-деянием […]. Знающий не говорит, говорящий не знает, а потому мудрый поучает без слов» [3, с. 178].
В качестве заключения хотелось бы сказать, что принцип У-вэй очень сложен и многогранен, он включает в себя много принципов которые нужно соблюдать что бы постичь Дао. Человек — это порождение Дао, неотъемлемая часть природы и его основная задача жить согласно её законам, и идти по пути добродетели. Все наши несчастья происходят из-за того, что мы идем против природы. Основная цель человека — это возврат к родоплеменным отношениям, выстроив свои отношения в гармонии с Дао.
Список литературы:
- Абельдиль Ф.М. Зеркало традиции // Ф.М. Абельдиль. — СПб.: Азбука, 2003. — 284 с.
- Адамчик М.В. Восточная философия // Адамчик М.В. — Минск: Харвест, 2006. — 320 с.
- Лао Цзы Дао Дэ цзин // Лао Цзы. — Новосибирск: Вико, 1992. — 128 с.