Проблема авторской трансформации библейского образа в рассказе Л. Андреева «Ангелочек»

Актуальность темы статьи связана с реинтерпретацией произведений русской классики, востребованной новыми задачами анализа художественного текста литературоведением XX века. Выбор прозы Леонида Андреева определяется востребованностью у читателя интеллектуальной литературы с сильным философско-библейским контентом.

Социально - духовная ситуация рубежа 20-12 века активизирует поиски нашим современником нравственной опоры в своем внутреннем мире. Анализ рассказа Л. Андреева «Ангелочек» раскрывает субъективный путь Сашки, бедного, озлобленного и агрессивного подростка, к чистому и сокровенному в своей душе.

Известно, что миромоделирование писателя происходит на платформе конфликта быта и бытия, добра и зла в самом человеке.

Следует отметить, что художественные произведения прозаика всегда вызывали доверие у читателя, так как они строились на автобиографическом материале, поколенческих фактах, глубоком знании реальной жизни людей. Поэтому ведущей авторской нотой в эстетической палитре рассказа является высокая исповедальность.

Экспозиция сюжета воспроизводит драматическую историю гимназиста Сашки, который находится в трагическом конфликте с пьющими, больными, нищими родителями. Кульминацией сюжета становятся рождественские дни, канонически обещающие каждому человеку чудо. Его приглашают на ёлку богачи Свечниковы.

Автор подчеркивает психологическое состояние «волчонка»: «Сашка оскорбительно усмехнулся…», «Злой…Злой мальчик», «Но Сашка не поклонился ни ей, ни лысому господину», «Сашка был угрюм и печален, - что-то нехорошое творилось в его маленьком изъявленном сердце». [1]

В онтологической проблематике рассказа логичен образ ангела, подчеркивающий высокую степень влияния православной христианской веры на русскую литературу. Литературовед М.Л. Гаспаров [3] справедливо рассматривает контекст библейских реминисценций как источник символических образов, среди которых особенно выделяется образ ангела.

В психологическом исследовании характера Сашки выразительна портретная характеристика, которая запечатлела резкую смену его душевного состояния и ощущения совсем других чувств: «Но вдруг узенькие глаза Сашки блеснули изумлением, и лицо мгновенно приняло обычное выражение дерзости и самоуверенности.

На обращенной к нему стороне елки, которая была освещена слабее других и составляла ее изнанку, он увидел то, чего не хватало в картине его жизни и без чего кругом было так грустно». [1]

По мере развития сюжета главным для писателя является не сколько событийный ряд, а внутренний, отражающий душевное смятение героя. Понятно, что Леонид Андреев, следуя традиции русской психологической школы, фиксирует нюансы, детали, подробности. Описание восковой елочной игрушки впечатляет многомерностью, характерной для современных компьютерных технологий, когда «прозрачные стрекозиные крылышки» трепещут от падающего света, «розовые ручки с изящно сделанными пальцами» протягивались к сердцу Сашки, «лицо ангелочка не блистало радостью, не туманилось печалью, но лежала на нем печать иного чувства, не передаваемого словами, не определяемого мыслью и доступного для понимания лишь такому же чувству». [1]

Автор как бы возвращает униженному жизнью человеку защитника и хранителя, которого он приобретает вновь, приветствуя его возвращение совсем с другими эмоциями.

Охваченный тревогой и непонятным восторгом, он молитвенно складывает руки и шепчет: «Милый… Милый ангелочек!». [1]

Важно, что кульминационными воспринимаются и конкретные поступки Сашки, который ассоциирует себя с библейским образом, скромным и незаметным среди других сияющих игрушек. Он старается не привлекать внимание других детей к «своему» ангелочку, просит подарить ему игрушку, падает на колени перед хозяйкой Марьей Дмитриевной.

При этом Л. Андреев не идеализирует мальчика из народа, говорящего грубым голосом, способного на жестокий поступок, но подчеркивает перемены в его внутреннем мире: «Голова Сашкина горела… Он заложил руки за спину и в полной готовности к смертельному бою за ангелочка прохаживаются осторожными и крадущимися шагами…Терзания Сашки становились невыносимыми. Он судорожно стиснул зубы и показалось, даже скрипнул ими…Обе руки Сашки, которыми он взял ангелочка, казались цепкими и напряженными, как две стальные пружины, но такими мягкими и осторожными, что ангелочек мог вообразить себя летящим по воздуху». [1]

Поспешный уход мальчика из дома Свечниковых функционален в композиции рассказа: «А-ах! – вырвался продолжительный, замирающий вздох из груди Сашки, и на глазах его сверкнули две маленькие слезинки и остановились там, непривычные к свету». [1]

Таким образом, писатель противопоставляет реальную действительность миру неземной радости и счастья, в котором оказался, пусть на мгновение, Сашка. Более того,  Л. Андреев настаивает на внешнем сходстве гимназиста и ангелочка.

Мастерство бытоописания выразительно подчеркивает этот контраст, когда герой возвращается в комнатку с закопченным оконным стеклом, к грязной стене и столу, пьяной матери,  и резюмирует «Ангелочек спустился с неба, на котором была его душа, и внес луч света в сырую, пропитанную чадом комнату и в черную душу человека, у которого было отнято все: и любовь, и счастье, и жизнь». [1]

Наблюдение над некоторыми особенностями поэтики рассказа локализируют финал произведения, который наполнен гуманистической идеей русской литературы о победе добра над злом, сострадании к униженным, вере в лучшее, что необходимо вернуть каждому из нас.