Трансформация ценностно-ментальных установок северокавказского социума во второй половине XIX – начале XX вв.

Transformation of valuable-mental orientations of the North Caucasian society in the second half of the XIX - the beginning of the XX centuries

Kamila Dzalaeva

candidate of historical sciences, senior researcher, North Ossetian Institute for Humanitarian  and Social Studies named after V.I. Abayev – branch of the Federal State Budgetary Institution of Science of the Federal Scientific Center "Vladikavkaz Scientific Center of the Russian Academy of Sciences and the Government Republic of North Ossetia-Alania", Russia, Vladikavkaz

Аннотация. В статье рассматривается проблема трансформации северокавказского социума во второй половине XIX – начале XX вв. Предметом исследования выступили ценностно-ментальные установки народов Северного Кавказа, вовлеченных в процессы пореформенной модернизации и утверждения российской государственности. Опреде­лено, что в результате инкорпорации в состав России северокавказские горцы столкнулись с глобальными изменениями во всех сферах их тради­ционности, что привело к формированию у них нового мировоззрения.

Abstract. The article deals with the problem of transformation of the North Caucasian society in the second half of the XIX - early XX centuries. The subject of the study was the socio-mental orientations of the peoples of the North Caucasus, involved in the processes of post-reform modernization and approval of Russian statehood. It was determined that as a result of incorporation into Russia, the North Caucasian peoples faced global changes in all spheres of their traditional character, which led to the formation of a new worldview.

Ключевые слова: Северный Кавказ; ценностно-ментальные установки; северокавказский социум; пореформенная модернизация; трансформация; межкультурное взаимодействие; социокультурная интеграция

Keywords: North Caucasus; value-mental orientations; North Caucasian society; post-reform modernization; transformation; intercultural interaction; socio-cultural integration

В период второй половины XIX – начала XX вв. Российская империя все еще стремилась к укреплению своих позиций на Северном Кавказе. Это требовало немалых усилий, направленных на установление добрососедских отношений с представителями коренного населения, которых, прежде всего, требовалось подготовить для совершенно новой социально-культурной действительности. Указанный процесс усложнялся и тем обстоятельством, что само российское общество переживало непростой этап пореформенной модернизации, охватившей все сферы его жизнедеятельности и проте­кающей на фоне продолжающегося становления государственности на его окраинах.

Самобытность народов Северного Кавказа во многом была обусловлена исторически сложившимся комплексом специфических черт их национальных культур, особенностями зоны проживания, традиционного способа ведения хозяйства, спецификой исторического развития и межэтнических контактов, преобладающей системой религиозных верований [5, с. 38]. Формируясь в течение исторически продолжительного периода времени, их ценностные ориентации отражали не только индивидуальное сознание, но и его глубинно-психическую связь с обществом, во многом определяя «национальный характер». Важнейшей ценностью для любого жителя Северного Кавказа являлось историческое прошлое соплеменников. Именно на традиции прошлого опирался он во всех областях своей жизнедеятельности, именно прошлое закладывало основу будущего, а уважение к памяти предков являлось залогом стабильности рода. Ценности, которые транслировала российская культурная политика, напротив, большее значение уделяли будущему, чем в корне противоречили представлениям горцев. По этой причине народы, населяющие регион Северного Кавказа, с недоверием относились ко всему новому. Так, например, о кабардинцах как о более типичном и самобытном народе один из первых северокавказских ученых писал: «Кабардинцы… не спешат подражать и заимствовать внешние блестки цивилизации, не желая, так сказать, ложку меда променивать на чашку чечевичной похлебки, дорожа своим строем, своими обычаями, своими более содержательными и насущными сторонами жизни… Бесспорно, кабардинцы в будущем обнаружат свою восприимчивость, когда увидят воочию более содержательную жизнь, когда собственная перестает удовлетворять их» [1, с. 38]. Со временем, оценив преимущества надвигающейся цивилизации и новые возможности, открывающиеся перед ними с вхождением в состав Российской империи, переживая сложную трансформацию системы ценностно-ментальных установок, кабардинцы проявили свою восприимчивость к прогрессу и включились в процесс инкорпорации в большую многонациональную семью народов России.

Утверждение российской государственности на Северном Кавказе в рассматриваемый период неизбежно способствовало возникновению новых социально-культурных ориентиров, новой ценностно-ментальной системы, что, в свою очередь, вело к формированию нового мировоззрения и новых основ повседневности у коренных народов. Необходимость успешной интеграции горцев в российский социум актуализировала решение задач их самовосприятия как части единого многонационального государства и признания интегрируемых народов равноправными гражданами со стороны самого российского общества, что тоже требовало времени, благоприятных условий и взаимной заинтересованности. Как известно, соотнесение себя с более древней исторической памятью индивидом является доминантой идентификации [8, с. 27]. Историческая память, словно встроенная часть ДНК народа, определяет историческое будущее, закладывая основы настоящего. В складывающихся исторических обстоятельствах население Северного Кавказа претерпевало существенные изменения своей традиционности, что неизбежно вело к появлению разного рода преград в налаживании российско-северокавказских взаимоотношений. Раннее сформированные социокультурные основы жизнедеятельности северокавказских горцев отторгали все культурные новации извне, поскольку они не только не вписывались в рамки привычного мира, но разрушали его, лишали устойчивости и определенности [5, с. 55]. Однако в виду того, что система ценностно-ментальных установок сопряжена с теми или иными общественными потребностями, культурная ориентация народов имеет различное наполнение в зависимости от социально-экономических обстоятельств той или иной эпохи, что оказывает непосредственное влияние на социально-культурную идентификацию самой личности. Архаичность традиционной культуры не могла сопротивляться слишком долго «трудносокрушимой силе модерна» [4, с. 327], которую несла в себе на земли Северного Кавказа модерни­зирующаяся Россия. В чрезвычайно короткие сроки горцам пришлось пережить масштабные административные, судебно-правовые, земельные, социальные, культурные реформы, к которым народы подготавли­ваются веками и ускоренными темпами приобщиться к «благам цивилизации и науки» [2, с. 203]. Прежний уклад жизни под неотступным давлением российской культуры подвергся глобальным преобразованиям. Так в отношении Осетии пресса отмечала: «…Стоит сравнить Осетию 25 лет назад с нынешнею и тогда всякому станет ясно, до какой степени европейская культура и гражданственность власти влияют на миросозерцание осетина… Происходит эмансипация личности… Чему приписать некоторый прогресс на пути усвоения осетинами европейской культуры? Главный фактор, содействовавший этому процессу – моральное влияние закона... Второй и самый надежный фактор – это школа, иначе говоря, просвещение через посредство устного и печатного слова… Многие, оканчивая среднее образование, возвращаются в родные аулы и становятся сельскими учителями… или занимают какие-либо выборные должности. Все виденное и усвоенное ими за время пребывания среди русских они стараются ввести в свой обиход, а окружающая среда постепенно воспринимает, подражает…» [3, с. 4].

Следует заметить, что в силу своего «природного» демократизма, осетины наиболее быстро и успешно интегрировались в культурное поле России. В своем труде «Очерки Кавказа» русский писатель-путешественник и этнограф Е.Л. Марков вспоминал: «Я познакомился с несколькими разумными и наблюдательными осетинами, хорошо говорившими по-русски и вполне испробовавшими успехи нашей европейской цивилизации… Благодаря стремлению осетин к просвещению среди них уже являются люди, кончившие курс в различных русских учебных заведениях, даже в университетах, способные посвящать себя и научному исследованию своей народности и развитию ее духовных сил» [9, с. 360]. Действительно, в Осетии можно было наблюдать настоящий бум в отношении устрем­ления народа в школы и другие учебные заведения. Образованность приобретала статус престижности. Да и экономические выгоды, предоставляемые с получением образования, хотя бы даже самого элементарного на уровне овладения письмом и чтением, все больше обращали взоры осетин к образованию. Именно в осетинском обществе впервые на Северном Кавказе стало возможным появление такого социально-культурного феномена, как женское образование. С каждым годом увеличивалось количество родителей, отправляющих своих дочерей на учебу. Преградой на этом пути не могли послужить ни большая удаленность и немногочисленность школ, ни их плохое состояние. Озаренные идеями просвещения, осетины больше не желали отказываться от них.

В условиях доминирования капиталистических отношений народы Северного Кавказа уже не могли сторониться их, вынужденно приспо­сабливаясь к новым условиям жизни. Развитие промышленности и торговли начинало все больше и больше влиять на их быт. Все сферы общественной жизнедеятельности теперь претерпевали существенные изменения, не замечать которые было уже невозможно. Представители северокавказских народов теперь искали применения своим силам в разных сферах экономики - в гостиницах, трактирах, на вокзалах железных дорог, в канцеляриях, в полиции, в извозе, в магазинах в качестве «мальчиков». Ручной труд все больше стал вытесняться произведениями мануфактурной заводской промышленности, которые убивали кустарные промыслы страны…» [7, л. 54].

Наиболее наглядной была трансформация внешнего облика горских поселений и жилищ. В селениях Северного Кавказа стал нарушаться квартально-родственный принцип расселения в виду обозначившейся тенденции разделения больших семей с после­дующим отселением молодых семей на сельские окраины. Изменения коснулись и способов построения и внутреннего обустройства домов. Так, в абазинских селениях, под влиянием русско-европейских культурных тенденций, стали появляться дома из дерева и камня: «Снаружи и внутри стены сакли выбелены. Обыкновенно имеются одно или два небольших окна, потолка в сакле нет, пол глинобитный… По обе стороны от дымоприемника поперек сакли проходят полки для посуды; такие же полки имеются вдоль продольных стен, под самой крышей. Вдоль задней стены полки располагаются одна над другой от самого пола и большею частью завешены коврами; на них помещаются сундуки, а днем также спальные тюфяки и подушки. Остальную обстановку сакли составляют деревянный диван и такая же кровать, окруженная с трех сторон необычайно высокими перилами и раскрашенная цветными узорами, сундуки, низенький, употребляемый для еды, круглый столик на трех ножках…» [6, с. 138].

Подобную картину можно было уже наблюдать во многих уголках Северного Кавказа. Соседство с казачьими поселениями, неумолимое влияние урбанизационных процессов, городской культуры, развития промышленности и экономики способствовали трансфор­мации святая святых горцев – их жилища. Таким образом, ставка царской власти на возведение казачьих станиц в качестве центров торговли и распространения элементов российской культуры и государственности в отдаленные аулы национальных округов Северного Кавказа оправдалась. Все чаще горское жилище стали возводить из современных материалов и по принципу городского дома, а внутренне убранство стали составлять такие предметы фабричной мебели и домашней утвари, как деревянные шкафы, венские стулья, кресла, скамьи, кровати, диваны, сундуки, фарфоровая посуда, самовары, мелкие кухонные принадлежности, голландские и русские печи, и многое другое. Более того, вобрав в себя образцы европейской моды, изменилась и одежда горцев. В виду объективных причин, более заметные изменения коснулись жителей городов, однако по мере развития хозяйства и трансформации социально-культурных потребностей, и сельские жители стремились не отставать от общего тренда. Этому способствовало и появление многочисленных лавок, торгующих новомодной одеждой, и более тесные контакты с городской культурой. Культурное пространство северокавказских городов формировалось как некая универсальная этноконтактная зона, в условиях которой происходило контактирование в разных плоскостях жизнедеятельности, что влекло за собой интеграцию различных типов культур – поселенческой, сословной, профессио­нальной, национальной, конфессиональной. Эти особенности городской среды благоприятствовали налаживанию конструктивного диалога культур, распространению общероссийской идентичности и зарождению новой картины мира у народов Северного Кавказа.

Многие привносимые Россией новшества, в силу своей очевидной прогрессивности, удобства и практической выгоды стали находить отклик в душах и сознании горцев, что отражалось на их мировоззрении и выражалось в его поступательной трансформации. Особенную популярность приобрело стремление к образованию, превратившееся в своеобразный тренд эпохи и ставшее важнейшим механизмом интеграции в модернизирующийся российский социум. Вовлеченность в образовательный процесс позволяла многим молодым горцам покидать родные края и знакомиться с «другой жизнью» на обширных просторах России. Это существенным образом трансформировало мировоззрение, превращая их в подвижников российской, а вместе с ней и прогрессивных достижений европейской культуры.

Популярность идей просвещения и деятельность российских миссионеров-просветителей стали мощным импульсом для зарождения на Северном Кавказе национальной интеллигенции, сыгравшей в дальнейшем одну из решающих ролей в деле установления дружеских отношений с Россией и формирования новых ценностно-ментальных установок среди соотечественников.

Первым северокавказским интеллигентам предстояло выступить в качестве посредников между ментальностью просвещенного человека и человека, строящего свой образ жизни в соответствии с бережно сохраняемыми традициями предков, консервативность которых в условиях быстро меняющегося общества становилась настоящим тормозом на пути к экономическому прогрессу и процветанию. В горской среде стали появляться первые поэты, художники, актеры, публицисты, ученые, философы, медики, чиновники низшего, среднего и высокого звена, православные священники, учителя, офицеры. Они вступали в теснейшие контакты с российской интеллигенцией, вбирая в себя все лучшее, что только могла им дать русская наука и искусство. Миссия этих национальных героев, несущих свет образования и культуры в народные массы была весьма непростой. Часто им приходилось сталкиваться с непониманием в народе, но, не смотря ни на что, они покорно и с энтузиазмом несли свое нелегкое бремя, веря в светлое будущее Северного Кавказа и прилагая максимум своих душевных и физи­ческих сил во имя блага его народов. Иллюстрацией сказанному может служить история судьбы первой осетинской балерины Авроры Газдановой, решившей посвятить свою жизнь высокому искусству балета, из-за чего она была отвергнута родственниками. Даже спустя годы, не смотря на признание не только на российской сцене, но и за ее пределами, она так и не была прощена семьей и ее жизнь довольно рано оборвалась за границей при печальных обстоятельствах.

Одним из наиболее значимых результатов взаимодействия российской и северокавказской ментальности выступили межнацио­нальные браки, в которых межкультурное взаимодействие основывалось на формировании унифицированного слоя культуры, выработке общих, обоюдно приемлемых форм семейной жизни, что позволяло представленным в этих семьях культурам не самоуничтожаться, а сосуществовать в «весьма причудливых сочетаниях» [6, с. 181]. Первые межнациональные браки стали заключаться представителями северокавказской и российской интеллигенции. Эти брачные союзы стали высшей ступенью социокультурной интеграции и трансформации ценностно-ментальных установок северокавказских народов в процессе их взаимодействия с Россией.

Процессы утверждения российской государственности на Северном Кавказе, реализация целого ряда задач культурной политики Российской империи, направленной на распространение общерос­сийской идентичности в регионе и инкорпорирование его населения в многонациональный российский социум во второй половине XIX‑начале XX вв., привели к трансформации основ северокавказской традиционности, формированию новой системы ценностей и обозначили тенденцию к дальнейшему мирному сосуществованию этих двух непохожих типов культур – российской и северокавказской.