Соотношение индивидуального и коллективного опыта в процессах функционирования адаптационных механизмов культуры

Correlation of individual and collective experience in the process of adaptive cultural mechanisms functioning

Vladimir Sidorenko

PhD, associate professor, Lugansk state medical university, Lugansk People’s Republic, Lugansk

Tatiana Sidorenko

assistant, Lugansk state medical university, Lugansk People’s Republic, Lugansk

Аннотация. Статья посвящена исследованию адаптационной функции культуры и механизмов ее реализации. В статье проведен анализ включения фрагментов коллективного опыта в индивидуаль­ную мировоззренческую систему человека и обратного процесса пополнения культуросферы как хранилища наиболее успешных решений человечеством стоящих перед ним проблем.

Abstract. The paper is devoted to the study of adaptive functions of culture and the mechanisms for its implementation. An approach to a cognitive schema as an adaptive mechanism, described in the article, reveals the ratio of personal and collective experience as the main schema creating factor.

Ключевые слова: культурная адаптация; индивидуальный опыт; коллективный опыт; когнитивная схема.

Keywords: cultural adaptation; individual experience; collective experience; cognitive schema.

Глобализированное общество начала XXI века с его культурно-интеграционными составляющими требует от субъектов этих процессов определенных изменений, направленных на уменьшение адаптационной нагрузки на функциональные системы индивида. Постоянно растущие объемы информации в общечеловеческой культуросфере вызывают существенные трудности в отношении усвоения, интериоризации и использования данных, рост количества которых носит лавинообразный характер. В данной ситуации особую важность приобретает степень эффективности связей и взаимоотношений субъекта с культуросферой, с тем огромным объемом знаний, который составляет культурный опыт человечества и который в настоящее время удваивается каждые три года с тенденцией к дальнейшему ускорению роста.

Общефилософский базис теорий культурной адаптации разрабатывался в работах С. А. Арутюнова, Н. А. Бердяева, В. Дильтея, Дж. Дьюи, Г. Зиммеля, Б. К. Малиновского, Х. Плеснера, П. А. Сорокина, А. Тойнби, Т. Шварца, А. Швейцера; мышленческо-эволюционное направление, считающее основой культурной адаптации развитие мыслительных и психических структур, представлено в исследованиях М. М. Болдырева, К. Леви-Стросса, Ж. Пиаже, Г. Селье, Г. и П. Харлоу, К. Г. Юнга; исследование гносеологических аспектов культурной адаптации, которые трактуют адаптацию как движение от незнания к знанию, нашли выражение у Н. М. Гарнцевой, Р. Д’Андрада, Дж. Лакоффа, С. Пинкера, Э. Рош, Дж. Туби; нормативное направление разработки теории адаптации отражено в трудах Э. Дюркгейма, Р. Мертона, Г. Г. Слышкина, Дж. Стюарда, П. Фейерабенда, Э. Фромма. Однако стоит отметить, что вышеупомянутые исследования не раскрывают в достаточной мере принципов формирования и функционирования адаптационных механизмов культуры вследствие фокусирования внимания на других (иногда параллельных и смежных) объектах философской антропологии или разработке общефилософских категорий в этой области.

Учитывая все большую зависимость индивидов и культурных групп от общечеловеческого информационного массива, возникает вопрос о механизмах получения этой информации и механизмах обратного действия - пополнения культуросферы новейшими достижениями. Такие механизмы должны приспосабливать индивидуальный опыт носителя к общему культурному опыту человечества, выступая, таким образом, в роли адаптационных механизмов культуры. Отдельным пунктом в классификации культурных паттернов стоит мимикрия - попытка скопировать схему культурного движения без ее интериоризации. Чаще всего мимикрия становится следствием системных противоречий, которые возникают из-за критических конфликтов новой схемы с уже существующими и имеющими высокий рейтинг надежности. При этом новая схема принудительно интегрируется в когнитивную систему, что требует существенных ментальных усилий, нарушая принцип когнитивной экономичности, который является одним из основополагающих в процессе функционирования схем. Мимикрия в значительной мере является шоковым адаптационным механизмом, поскольку схемы такого типа применяются лишь при условии невозможности ассимилировать схему, например, при перемещении в другое этнокультурное окружение или социальную группу.

Позитивная направленность культурной деятельности приводит к пересечению адаптационной функции культуры с негэнтропийной. Энтропия трактуется как степень дезорганизованности информационной системы [1, с. 7], которая состоит из многих компонентов, то есть энтропия является эмерджентным фактором, присущим системе в целом и не свойственным ни одной из составляющих в отдельности. Адаптируя когнитивную систему субъекта к общепринятому направлению развития, культура уменьшает собственный уровень энтропии и хаотичности, увеличивая таким образом упорядоченность и организацию. В случае недостаточно эффективной работы адаптационных механизмов уровень энтропии растет, и культура приобретает непредсказуемые, неконтролируемые, а иногда пагубные направления развития.

Как область творческого поиска культура решает вопрос новых возможных ответов на вызовы истории и природы для решения актуальных проблем общества. Культура ищет пути адаптации общества к трансформациям и взаимоотношениям с другими цивилизациями, сохранения социальной группы как уникального феномена. Культура отвечает на деструктивные вызовы со стороны человечества, поскольку содержит механизмы приоритетности ценностей, вследствие чего определенные явления цивилизации отходят на второй план, в то время как другие поступают в общечеловеческий культурно-информационный массив. Отличаясь от цивилизации, включающей в себя как креативные, так и деструктивные явления, культура является гуманистической, позитивной, она является носителем творческого начала человеческой личности. Это объясняет вышеупомянутую позитивную направленность культурной адаптации.

Мы знаем по опыту, что на нас влияет воздух, климат, земля того места, где мы родились; причем они влияют не только на цвет нашей кожи, на наш рост, телосложение и осанку, но и на наши душевные качества. Люди меняют свой нрав, если их переселить в другое место, совершенно так же, как и деревья [2, с. 621]. Поэтому окружающая среда, включая как естественную, так и социокультурную составляющие, требует приспособления к ее изменяющимся условиям, особенно учитывая постоянное движение и развитие окружающих человека объектов современного мира.

Адаптация может быть направлена ​​как на изменение внешнего мира с целью приведения его в гармонию с уже сложившейся ментальной структурой индивида, так и на коррекцию внутренних когнитивных схем с целью соответствия изменившимся условиям существования. Данные типы адаптации получили название аллопластических и аутопластических соответственно. Базовое описание алло- и аутопластических изменений было дано Ф. Александером и З. Фрейдом [4, с. 368], впоследствии данное направление вошло в область когнитивной психологии, трансформировавшись у Юнга, Айзенка и др. в экстравертную и интровертную модели адаптации. Отдельным типом выделяется адаптация, связанная с поиском среды, соответствующей идеям, без трансформации внутренних или внешних свойств [5, с. 26-27]. Также следует отметить два противоположных направления, изучающих степень активности субъекта при участии в адаптационных процессах. Первое предполагает деятельную позицию индивида, направленную на гармонизацию внутреннего мира с окружающей средой (Л. Ивз, Н. Мартин, Р. Хенке), второе трактует адаптацию как процесс пассивного усвоения норм культуры, установленных в обществе (Р. Мертон, Р. Линтон, Дж. Мид).

Культурная обусловленность и коллективная природа когнитивных схем, ответственных за социальную адаптацию, признается представителями психолингвистического направления исследований (Н. Хомский, А. А. Леонтьев, Дж. Фодор, М. Таненхаус), при этом схема включается в структуру сигнификата. Лингвистический подход значительно сокращает собственно когнитивные функции схемы, сводя ее к пассивному отражению и таксономической классификации денотата, а также в обязательном порядке соотнося с языковым знаком, в результате чего теряется одна из важнейших характеристик когнитивной схемы - автоматизм. Схема реализуется имплицитно, невербализованно и мгновенно [3, с. 180], будучи не только и не столько хранилищем информации, сколько системой ее обработки и регуляции поведения без непосредственной привязки к речевой деятельности.

Таким образом, когнитивная схема выступает механизмом преобразования коллективного культурного опыта в индивидуальный, обеспечивая информационный взаимообмен субъекта с культуросферой. Указанные моменты обусловливают актуальность дальнейшего исследования проблемы, с одной стороны, необходимостью идентификации когнитивной схемы в ряду смежных объектов философской антропологии и других адаптационных механизмов культуры, с другой стороны, недостаточной степенью разработанности самой теории схем, в том числе в отечественной науке, в частности, в сфере структурных и функциональных характеристик.