Интерпретация войны в американской антимилитаристской прозе: от С. Крейна до К. Пауэрса

WAR IN THE AMERICAN ANTIMILITARISTIC PROSE: FROM S. CRANE TO K. POWERS

Veronika Shchukina

Candidate of Philological Sciences, Senior Lecturer, Military Educational and Scientific Center of the Air Force “N.E. Zhukovsky and Y.A. Gagarin Air Force Academy” – MESC AF AFA, Russia, Voronezh

Аннотация. В статье на основании компаративного анализа произведений С. Крейна, Дж. Хеллера, Дж. Джонса и К. Пауэрса делается вывод о том, что для американской культуры всегда было характерно и остается актуальным восприятие войны, прежде всего, как вневременного феномена, а не исторического события.

Abstract. The paper contains the comparative analysis of S. Crane’s, J. Heller’s, J. Jones’, K. Powers’ novels and comprises following conclusion: war has been primarily treated as a timeless phenomenon rather than a historical event in the American culture.

Ключевые слова: роман о войне; манера абсурда; экзистенциализм; tabula rasa; вневременный феномен; историческое событие.

Keywords: war novel; the manner of the Absurd; existentialism; tabula rasa; a timeless phenomenon; a historical event.  

В американской культуре попытки осмысления войны предпринимались с момента зарождения государства, поскольку США изначально были вынуждены, с одной стороны, отстаивать свою независимость от стран Старого Света, с другой – захватывать территории индейских племен. Впоследствии две мировые войны, а также активная борьба США за мировое лидерство способствовали усиленному развитию военной тематики в американском искусстве. Не менее актуальным вопрос о восприятии войны американцами остаётся и в XXI веке, поскольку США продолжают проявлять военную агрессию по отношению к некоторым странам.

Немаловажно, что в современном мире, как и в ХХ столетии, Америка ведёт войны на территории других государств и потому для многих граждан США эти вооруженные действия представляются совершенно ненужными, абсурдными. В XIX веке ситуация была иной: важнейшим событием американской истории этого периода стала Гражданская война между Севером и Югом (1861-1865). Не случайно именно этому вооруженному конфликту посвящено одно из первых значительных произведений о войне в американской литературе – роман Стивена Крейна (1871-1900) «Алый знак доблести» (1895). Однако, хотя объектом авторского интереса становится «Эпизод из времён Гражданской войны в Америке», писатель рассматривает вовсе не конкретное историческое событие, а сам феномен войны как некоей антигуманной силы, заостряя внимание на том, как боевая обстановка может изменить мировоззрение новобранца Генри Флеминга.

Думается, что автор прибегает к внеисторическому изображению событий с целью понять сущность войны и определить характер её влияния на человека. Так, в «Алом знаке доблести» С. Крейн описывает возникшую в сознании Генри необычную картину столкновения неких фантастических сил, в котором полк юноши предстает в качестве «одного из многоногих чудовищ» (“one of those moving monsters wending with many feet” [4, с. 23]) (здесь и далее, если не указано иначе, перевод наш. – В. Щ.), войска противника – «многоголового монстра» (“the composite monster” [4, с. 41]) и «устрашающих драконов» (“redoubtable dragons” [4, с. 51]), сама война – «алого зверя» (“the red animal” [4, с. 85]) и «раздувшегося от крови божества» (“the blood-swollen god” [4, с. 85]). А в качестве противопоставления этим существам национальное знамя выступает как «создание красоты и неуязвимости» (“a creation of beauty and invulnerability” [4, с. 129]), «сияющая богиня» (“a goddess, radiant” [4, с. 129]), «алая и белая, ненавидящая и любящая женщина» (“a woman, red and white, hating and loving” [4, с. 129]). 

Изображение созданных воображением персонажа аллегорических батальных сцен помогает С. Крейну достаточно наглядно показать, что человек во время войны чувствует себя всего лишь мелкой песчинкой в круговороте событий. Кроме того, автор развенчивает традиционные представления о патриотизме и героизме. Например, один из персонажей романа – «человек с весёлым голосом» (“the man of the cheery voice”) не может вспомнить, откуда он родом, с кем и почему сражается: «Я <…> не мог разобрать, на какой я стороне. Иной раз я думал: «Ну ясно, я из Охайо», а потом готов был поклясться, что из самой что ни на есть Флориды» [3, с. 91]. Тем самым С. Крейн снимает противопоставление войск Севера и Юга, подчёркивая, что на поле боя человеку становятся безразличны даже самые возвышенные идеалы, которые он якобы защищает во время войны.

Не менее важно и то, что С. Крейн на примере Генри Флеминга обличает «внешний характер героизма и показывает истинный героизм» [1, с. 139]. Настоящим мужеством в трактовке писателя оказывается не способность «получить рану – алый знак доблести» [3, с. 73], не безумная схватка с противником, когда в солдате будто «сидит первобытный человек, дикий зверь» [3, с. 113], а умение бесстрашно предстать перед судом собственной совести, не закрывая глаза ни на один свой проступок, даже если о нём никто не знает и не узнает никогда. В произведении С. Крейна доблесть осмысляется как результат осознания чувства вины перед ближним.  Войны же заставляют людей подавлять в себе гуманизм и потому резко осуждаются автором как «багряные пятна на страницах былого» [3, с. 25].

Традицию описания войны, заложенную С. Крейном, продолжили и развили американские писатели ХХ века. Так, мысль об отсутствии нравственного оправдания любой войны доминирует в романах Эрнеста Хемингуэя (1899-1961) «Прощай, оружие!» (1929) и Джозефа Хеллера (1923-1999) «Уловка-22» (1961). Показательно, что главные герои обоих произведений – Фредерик Генри и Йоссариан – понимая, подобно Генри Флемингу С. Крейна, нелепость всего происходящего на фронте, становятся дезертирами.

При этом ярче всего абсурдный характер войны подчёркивает в своём романе Дж. Хеллер. В его трактовке события Второй мировой войны представляют собой ряд бессмысленных действий, приводящих людей к гибели. Именно поэтому во время сражений все поступки солдат контролируются особой статьей устава – «Уловкой-22», суть которой сводится к следующему утверждению: «Всякий, кто стремится уклониться от выполнения боевого долга, не является подлинно сумасшедшим» (“Catch-22. Anyone who wants to get out of combat duty isn’t really crazy” [5, с. 62]). Стремление Дж. Хеллера заострить внимание именно на абсурдной стороне войны довольно закономерно с исторической точки зрения. Известно, что сражающиеся вдали от родины американцы во время первой и второй мировой войны не имели четкого осознания цели борьбы, что коренным образом отличало их от солдат армий Севера и Юга, решающих судьбу собственной страны. Однако в «Алом знаке доблести», отражающем события Гражданской войны в США, также можно обнаружить указание на абсурдный характер описываемых событий. Достаточно вспомнить эпизод бегства Флеминга с поля боя и получение раны в драке с другим дезертиром. Такой «алый знак доблести» парадоксальным образом делает из Генри героя в глазах окружающих. Романы С. Крейна и Дж. Хеллера сближает и восприятие войны как вневременного зла, исторические варианты которого, с точки зрения обоих писателей, не столь существенно отличаются друг от друга. 

Несколько иной ракурс рассмотрения войны характерен для творчества Джеймса Джонса (1921-1977). Писатель пытается осмыслить вневременные причины конкретного исторического события – Второй мировой войны. В документальной книге «ВМВ. Хроника солдатской службы» (1975) он приходит к следующему выводу: “In modern history, human evolution was in danger of a very real <…> retrogression into organized barbarism; and the door had been opened on all the dark side of human nature” [7, с. 210] («В новейшей истории эволюция человечества подверглась самой настоящей <…> опасности регресса в сторону организованного варварства; дверь, ведущая ко всем темным сторонам человеческой природы, оказалась открытой»).

По мнению Дж. Джонса, войны ХХ века коренным образом отличаются от предыдущих, и потому их следует рассматривать с двух позиций: исторической и вневременной. Так, в романе «Тонкая красная линия» (1962) автор предлагает две точки зрения на Вторую мировую войну. Первая – война как «обычный бизнес» (“a regular business” [6, с. 37]) – предстаёт более узкой, так как указывает, прежде всего, на особенности войны ХХ века. Именно коммерческая составляющая Второй мировой войны заставляет персонажей «Тонкой красной линии» чувствовать себя «орудием с серийным номером» (“a tool with its serial number” [6, с. 368]) и ощущать «полную беспомощность» (“complete helplessness” [6, с. 198]), что приводит их к экзистенциалистскому взгляду на мир: осознанию собственного одиночества и бессмысленности жизни (“Life was pointless” [6, с. 121]), возникновению «гигантской и мрачной депрессии» (“a gigantic and gloomy sense of depression” [6, с. 52]).

Вторая точка зрения – война как «сексуальное извращение» (“a sort of sexual perversion” [6, с. 286]) – претендует на универсальность, поскольку раскрывает сущность войны как вневременного феномена, явления, которое имеет под собой твёрдую биологическую основу. В романе «Тонкая красная линия» автор подчёркивает, что персонажи чувствуют себя так, «словно кто-то на время освободил их от любых моральных и этических норм» [2, с. 408] и совершают ряд необоснованных поступков (купание в тропической грязи, осквернение могилы японских солдат), причём их поведение «напоминает коллективный припадок сумасшествия» [2, с. 76]. Дж. Джонс акцентирует внимание на нездоровых сексуальных чувствах, которые возникают у солдат во время совершения подобных варварских действий и, в особенности, при виде смерти, страданий, боли: “Sexual excitement, sexual morbidity <…> as if they were voyeurs behind a mirror watching a man in the act of coitus” [6, с. 66] («Сексуальное возбуждение, сексуальная болезненность <…> будто они были зрителями, наблюдающими перед зеркалом за актом совокупления человека»).

Тем не менее, в романе «Тонкая красная линия» писатель осмысляет не только сущность самой войны, но и анализирует поведение человека на поле боя. Как и С. Крейн в «Алом знаке доблести», Дж. Джонс в своём произведении рассматривает проблему смелости / трусости и приходит к аналогичному выводу о том, что эти качества являются двумя сторонами одной медали. Оба писателя противопоставляют истинному мужеству обманчивую храбрость, заставляющую бездумно подставлять себя под пули. Непроизвольное возникновение такой смелости во время боя в произведениях С. Крейна и Дж. Джонса описываются совершенно идентично даже в лексическом плане. В «Алом знаке доблести» это результат смешения «импульса энтузиазма» (“the impetus of enthusiasm” [4, с. 135]), «нервного страха» (“nervous fear” [4, с. 136]) и «приводящей к безумию тревоги» (“an anxiety that made them frantic” [4, с. 136]), а в «Тонкой красной линии» – «нервный страх и тревога» (“nervous fear and anxiety” [6, с. 185]), сочетающиеся с «буйным обманчивым энтузиазмом» (“gross false enthusiasm” [6, с. 185]). Что касается истинного мужества, то С. Крейн определяет его как бесстрашное умение предстать перед судом собственной совести (что можно наблюдать в финале романа на примере судьбы Генри Флеминга), а Дж. Джонс – как способность сознательно пожертвовать жизнью ради другого человека (показателен в этом смысле эпизод гибели сержанта Кека, накрывшего собой гранату и спасшего тем самым солдат своего взвода). Тем не менее, чаще всего в бою люди оказываются просто «автоматами без смелости и трусости» (“automatons without courage or cowardice" [6, с. 306]), «винтиками» [3, с. 54], входящими «составной частью в сложный организм» [3, с. 54].

Подчеркнём, что для американских романистов ХХ века важно отразить взгляд рядового участника боевых операций, чтобы впоследствии сделать вывод о характере войны в целом. Такой акцент на индуктивном постижении сути войны сохраняется и в современной литературе США. В XXI веке внимание американских писателей сосредоточивается на менее глобальных военных конфликтах – боевых действиях на Востоке. Наиболее яркий пример таких произведений – дебютный роман Кевина Пауэрса (р. 1980) «Жёлтые птицы» (“The Yellow Birds”, 2012), посвящённый недавней войне в Ираке (2003-2011). Сюжет этого произведения строится вокруг фигуры рассказчика – двадцатиоднолетнего рядового Джона Бартла, воевавшего в иракском городе Аль-Тафаре и вернувшегося в родной городок вблизи Ричмонда. Подробности его армейской службы К. Пауэрс раскрывает постепенно: композиционно роман представляет собой чередование фрагментов предвоенной, военной и послевоенной жизни персонажа. При этом автор не пытается осмыслить политические причины военного конфликта и не изображает конкретные боевые операции. К. Пауэрса, как и С. Крейна, интересует процесс изменения под влиянием войны сознания “tabula rasa”, носителем которого является Бартл. Однако если Генри Флеминг проходит путь от дисгармонии к гармонии, то главный герой романа «Жёлтые птицы» движется в противоположном направлении: от наивно-позитивного взгляда на мир к тяжелейшей форме отчуждения и диссоциации. К. Пауэрс четко прослеживает этапы изменения мироощущения Бартла, соответствующие этапам психологического взросления персонажа: до приезда в Ирак – период беззаботной юности, пребывание в Аль-Тафаре – период зрелости с её трезвым взглядом на мир, возвращение домой – период психологической старости, сопровождающийся разочарованием в жизни, и психологическая смерть. Тем самым в романе «Жёлтые птицы» автор изображает современного американского солдата, в первую очередь, как носителя общечеловеческих качеств, которые ярче всего проявляются в ситуации наиболее экстремального жизненного опыта – службы в действующей армии.

Как следствие, К. Пауэрс, подобно С. Крейну, акцентирует внимание на войне как вневременном феномене. Так, в романе «Жёлтые птицы» автор подчёркивает, что Бартл воспринимает войну как жестокое, внушающее ужас существо. Текст произведения изобилует соответствующими олицетворениями: “The war tried to kill us <…> While we slept, the war rubbed its thousand ribs against the ground <…> When we pressed onward through exhaustion, its eyes were white and open in the dark. While we ate, the war fasted” [8, с. 3] («Война пыталась убить нас <…> Пока мы спали, война тёрлась о землю тысячью рёбер <…> Когда мы в изнеможении торопились вперед, её бесцветные глаза были открыты в темноте. Когда мы ели, война постилась»). Созданный К. Пауэрсом образ лишён исторической и политической окраски. Война изображается как вневременная разрушительная сила, вечно ищущий новых жертв монстр.

Такое восприятие войны способно, с точки зрения автора романа «Жёлтые птицы», привести человека к солипсизму. К. Пауэрс указывает на равнодушие своего персонажа к гибели окружающих, отмечая, что Бартлом овладевает слепое желание выжить: “War is the great maker of solipsists: how are you going to save my life today? Dying would be one way. If you die, it becomes more likely that I will not. You’re nothing, that’s the secret: a uniform in a sea of numbers, a number in a sea of dust” [8, с. 12] («Война – великий творец солипсистов: как ты собираешься спасти меня сегодня? Единственный способ – смерть. Если ты умрешь, весьма вероятно, что я – нет. Ты ничто, в этом весь секрет: форма в море номеров, номер в море пыли»). На подобные мысли человека, впервые оказавшегося на войне, обращали внимание и предшественники К. Пауэрса, в том числе Дж. Джонс. К примеру, в «Тонкой красной линии» автор подчёркивает, что у персонажей атрофируются чувства и остаются только инстинкты, прежде всего – инстинкт самосохранения: “Safety, safety. He did not care if anyone else was left alive or not” [6, с. 459] («Безопасность, безопасность. Его не интересовало, остался кто-либо жив или нет»). Однако только К. Пауэрс заставляет своего персонажа Бартла открыто признать, что на войне он не был героем: “I was no hero” [8, с. 180].

Как видим, в романе «Жёлтые птицы» автор затрагивает традиционные для американских произведений о войне вопросы (сущность войны, влияние военного опыта на мировоззрение человека, проблема трусости / храбрости) и сводит к минимуму описание конкретных деталей боевых действий в Ираке. Таким образом, недавнее появление произведения К. Пауэрса доказывает, что для американской культуры, и для литературы США в частности, до сих пор остается актуальным восприятие войны, прежде всего, как вневременного феномена, а не исторического события.