Статья:

Наблюдатель – зритель – пользователь: к вопросу о стратегиях дистанцированности в мире визуального

Конференция: XXXIV Международная научно-практическая конференция «Научный форум: филология, искусствоведение и культурология»

Секция: Теория и история культуры

Выходные данные
Адамов А.А. Наблюдатель – зритель – пользователь: к вопросу о стратегиях дистанцированности в мире визуального // Научный форум: Филология, искусствоведение и культурология: сб. ст. по материалам XXXIV междунар. науч.-практ. конф. — № 3(34). — М., Изд. «МЦНО», 2020. — С. 48-52.
Конференция завершена
Мне нравится
на печатьскачать .pdfподелиться

Наблюдатель – зритель – пользователь: к вопросу о стратегиях дистанцированности в мире визуального

Адамов Александр Андреевич
аспирант Белорусского государственного университета культуры и искусств, Беларусь, г. Минск

 

OBSERVER - VIEWER - USER: ON THE QUESTION OF DISTANCE STRATEGIES IN THE VISUAL WORLD

 

Alexander Adamov

Postgraduate Student, Belarusian State University of Culture and Arts, Belarus, Minsk

 

Аннотация. В статье выделяются стратегии дистанцированности субъекта в современном мире. Производится попытка выделения трех наиболее стратегий: опосредование, нацеленность и включенность, которым соответствуют следующие модели идентификации субъекта: наблюдатель, зритель, пользователь.

Abstract . the article highlights strategies of distancing the subject in the modern world. An attempt is made to identify the three most important strategies: mediation, targeting, and inclusion, which correspond to the following models of identification of the subject: observer, viewer, and user.

 

Ключевые слова: дистанцирование; пользователь; наблюдатель; зритель, реляционный характер.

Keywords: distancing; user; observer; viewer; relational character.

 

Довольно очевидным будет в очередной раз заключить, что перед современным человеком разворачивается мир бесчисленных визуальных репрезентаций. Образы «прорастают» через экраны и светодиодные панели, всплывают в виде навязчивой рекламы в интернете, визуальной информацией пестрят новостные ленты, социальные сети требую активного заполнения фотографиями личной страницы. Кинотеатры приглашают на мировые премьеры, представляют развернутый список фильмов, которые можно посмотреть. Интерфейсы разного рода приложений для смартфонов стремятся быть оптимальными для восприятия и ежедневного взаимодействия с пользователем. Позволим себе остановиться в таком поверхностном и скором перечислении средств и способов взаимодействия современного человека с окружающим миром. Акцентируем здесь внимание лишь на одном: окружающий современного человека мир трансформирует в том числе и роль взаимодействующего с ним субъекта.

Искусство, в том числе визуальное, со времен его зарождение было в какой-то степени реляционным, то есть служило той тонкой нитью в формировании диалога. Однако в применяемом Н. Буррио контексте данное определение отсылает нас к искусству «теоретическим горизонтом которого служит не столько утверждение автономного и приватного пространства, сколько (искусство как) сфера человеческих взаимоотношений с ее социальным контекстом» [1, c. 15]. Однако современность диктует, по всей видимости, более широкий спектр механизмов перестройки взаимоотношений с визуальным. Расширяющийся горизонт технических изобретений, способов трансляции, умножения и легкость создания образов идут рука об руку в едином ритме переосмысления феномена визуального и отношения между зрителем и визуальным.

Визуальное восприятие определяется стратегией дистанцированности, которую можно условно описать через переход от далекого к близкому и наоборот и, как следствие, переходе смотрящего на качественно иной уровень восприятия. Исходя из этого, можно выделить:

  1. опосредование, пассивное отношение к воспринимаемому событию или объекту выражается в незаинтересованном взгляде. Позиция, соответствующая данной стратегии может называться «наблюдатель». Наблюдателя незачем нарушать дистанцию естественного видения. «Постепенно, однако, ситуация наблюдателя будет предполагать постоянное нарушение некой «естественной» дистанции и развитие того, что А. Ригль определит как «близкое» или «далекое» видение в оппозиции к «нормальному» видению. Ситуация будет осложнена также и тем, что наблюдатель оказывается вынужденным постоянно переходить от «близкого» видения к «далекому», а с какого-то момента он вообще утрачивает способность занимать определенную позицию в пространстве и даже во времени» [2, c. 9].
  2. нацеленность на объект или событие ломает оковы незаинтересованного взгляда наблюдателя. Можно сказать, что наблюдатель становится зрителем. Сближение с наблюдаемым дарит эффект соприсутствия, включенности в происходящее действие. Переходя от безразличия через заинтересованность, появляется возможность быть захваченным, стать зрителем.
  3. включенность сжимает дистанцию до минимума, реконфигурируя отношения наблюдателя и события. Зритель наделяется возможностью быть если не со-участником процесса, то оставить след участия. Зритель по аналогии с логикой работы с интерфейсами, превращается в пользователя.

В соответствии со стратегиями, как можно уже было заметить, мы условно выделили позиции смотрящего: наблюдатель, зритель, пользователь, со-участник. Наблюдателя характеризует опосредованное отношение к образам, выхватывание отдельных частей образов, отстраненное и при этом легкое поведение. Зритель же включается в представляемый перед ним процесс. Далее постараемся более подробно остановиться на каждой из них.

В исследованиях новых медиа Л. Манович обращается к образу наблюдателя, его эволюции. Так, у Ш. Бодлера появляется яркий тип наблюдателя – фланера:  «анонимный наблюдатель, двигаясь сквозь толпы парижан, он фиксирует происходящее и мгновенно стирает лица и образы из памяти» [3, c. 323]. Фланер появляется в толпе и толпою порождаем, его взгляд быстрый и острый, мир его взаимодействий достраивается в его же фантазии, «он ощущает себя как дома, двигаясь сквозь толпу» [3, c. 324]. Далее Л. Манович обращается к образу современного дата-денди (введённом Г. Ловинком), который «не стремиться быть выше толпы, но, подобно бодлеровскому фланеру, хочет затеряться в ней, спрятаться за образами, темами и трендами массмедиа» [3, c. 325]. Общую тенденцию автор усматривает и в следовании тренду антиидентичности от дизайнерских домов Hugo Boss и Prada, которые выступали с идеями, отличными от изобилующих показным многообразием Versace и Gucci. Л. Манович заключает, «так что новый стиль а-ля антиидентичность четко пересекается с временем расцвета интернета с его бесконечными почтовыми рассылками, новостными сообществами и сайтами, сбивающими с толку заголовками, картинками и идеями» [3, c. 326].

Всматривающийся зритель становится исключением в составе публики, которая преисполнена наблюдателями, кто лишь фиксируют очертания, улавливают и угадывает по отдельным приметам, не всматриваясь, а бросая взгляд, не вдумываясь, а упуская нити связей. Впрочем, как пишет П. Вирильо, «речь здесь идет не столько об изобразительной безграмотности или о фотографе, не способном прочесть свои снимки,… сколько о дислексии зрения» [4, c. 20] Так, при дислексии ученые констатируют частое ослабление центрального зрения, где воспринимаются наиболее яркие, острые сигналы, и при этом нормальное функционирование периферийного (рассеянного). «Гомогенность уступает место гетерогенности, и этот процесс приводит к тому, что, словно под воздействием наркоза, серии зрительных впечатлений кажутся нам бессмысленными, не нашими» [4, c. 21]. Такой «наркоз» притупляет способность всматриваться, оставляя за восприятием возможность удовлетвориться очертаниями, отдельными фрагментами.

К вопросу включенности можно перейти, обратившись к опыту существования зрителя перед лицом кинематографической реальности. Киноиндустрия объединила смотрящих в отряд прикованных заключенных перед лицом навязывающегося визуального. Киноэкраны словно акцентируют внимание на том видении, которое наиболее верное, иными словами, лучшее для обзора.  И если Л. Манович в рассуждениях приходит к заключению о постепенном обездвиживании субъекта по отношению к набирающему динамику изображению, то на наш взгляд, налицо смещение точки видения наблюдателя. И ситуация «идентификации зрителя с фильмической реальностью» олицетворяет собой принятие законов построения киноповествование, мышление в категориях кадра, монтажа и др. [3, c. 150]. При этом экранный мир – это в большинстве своем мир созданный ранее, но демонстрируемый в процессе непосредственной перцепции, другими словами здесь и сейчас. В процессе постпродукции, будь то фильмическое или телевизионное повествование, сгущается, уплотняется в продуцируемых событиях. Логика отношений с интерфейсами предполагает активного, деятельного субъекта по-иному взаимодействующего с визуальным. Более того, визуальное сливается с действиями субъекта, когда за ним видится лишь смысл, значение действия. Видеть означает деятельность, а само видение приобретает деятельный характер. При этом, взаимодействии с интерфейсами требует определенных личностных установок на перестройку способов взаимодействия  визуальным. Так, актуализируются следующие компетенции: критическое мышление, скептицизм, внимательность, мобильность и гибкость.

В качестве вывода, отметим, что данные стратегии дистанцированности сменяют друг друга в процессе восприятия тех или иных образов, событий. Динамика стратегий позволяет сохранять внимательность и при этом не перенапрягать восприятие в мире, где визуальное множится на больших скоростях, оставаясь при этом включенным в этот ход.

 

Список литературы:
1. Буррио Н. Реляционная эстетика ; Постпродукция. − М. : Ад Маргинем Пресс, 2016. − 215 с.
2. Ямпольский М. Б. Наблюдатель. − СПб : Порядок слов : Сеанс, 2012. − 343 с.
3. Манович Л. Язык новых медиа. − М. : Ад Маргинем Пресс, 2018. − 400 с.
4. Вирильо П. Машина зрения. − СПб.: Наука, 2004. − 139 с.