Элементы театра абсурда в отечественной вербатим-драматургии (на примере пьесы бр. Пресняковых "Изображая жертву")

THE ELEMENTS OF THE THEATRE OF THE ABSURD IN THE DOMESTIC VERBATIM DRAMATURGY (ON THE EXAMPLE OF THE PIECE OF BR. PERESNYAKOV’S "PLAYING THE VICTIM")

Alla Muravjeva

Graduate student, Ivanovo State University, Russia, Ivanovo

Аннотация. В статье проводится попытка характеристики совре­менной отечественной вербатим-драматургии с точки зрения наличия в ней элементов поэтики абсурда. Абсурдизм как стилевая доминанта творчества отдельно взятого автора рассматривается здесь и как характерная черта новейшей драматургии в целом.

Abstract. The article attempts to describe the modern domestic verbatim dramaturgy from the point of view of the presence in it of the elements of the poetics of absurd. Absurdism as the stylistic dominant of the creativity of a single author is considered here as the feature of the latest drama in general.

Ключевые слова: драматургия; абсурд; антидрама; новая драма; вербатим.

Keywords: dramaturgy; absurdity; antidrama; new drama; verbatim.

Современная отечественная драматургия характеризуется широким спектром используемых техник и методик, новыми драматургическими школами, течениями, площадками для реализации конкретных текстов и их постановок. Появляются новые имена: крайне популярным становится сегодня творчество братьев Олега и Владимира Пресняковых (пьесы драматургов ставятся в России и за рубежом, пишутся различного рода критические статьи и заметки, работы литературоведческого толка).

В данной статье мы постараемся доказать, что абсурдизм (как определённый перечень специфических техник и приёмов) оказывается стилевой доминантой не только ранних работ драматургов, но и драматургии начала 21 столетия в целом. В качестве примера мы решили взять написанную в 2002 году пьесу бр. Пресняковых «Изображая жертву».

В критике и литературоведении пьесы драматургов часто причисляют к ставшему сегодня популярным направлению вербатим-драматургии, и это неудивительно: авторы поднимают остросоциальные, актуальные проблемы, сюжетика их пьес злободневна. Однако, говоря о реалистичности затрагиваемых драматургами тем и мотивов, критика отмечает и то, что в реалистическую картину не укладывается: своего рода гиперреализм, граничащий с абсурдизмом, гиперболизацию отдельно взятых элементов. Абсурдизации – полной или частичной – так или иначе подвергаются все уровни текста драмы.

В центре внимания пьесы «Изображая жертву» – Валя, молодой человек, окончивший вуз и устроившийся на работу в милицию. В его обязанности входит изображать жертв на следственных экспериментах. Данной профессии не существует в реальной жизни, а значит, столь же «несуществующими» (алогичными) оказываются отдельные действия героя и характеризующая его психо-эмоциональная составляющая. Перед нами герой, деятельность которого в целом сводится к игре, к выстраиванию действий в соответствии с определёнными правилами: на работе – в соответствии с указаниями обвиняемого, дома (с родителями, родственниками, девушкой) – в соответствии с той ролью, которую он играет в указанный момент времени: «Он имитирует жизнь, изображает “сына” для матери, “любовника” для невесты, “племянника” для дяди, “сотрудника” для капитана» [2].

Получается, что перед нами не герой в привычном смысле этого слова, а персонаж. Образ Вали лишён психологизма, он похож на оболочку, функцию, набор качеств, присущих лицу определённого пола и социального статуса. Роли его, в первую очередь, социальные: каждый из актов пьесы становится площадкой для иллюстрации одного из амплуа. Что примечательно, образ Вали отмечается разнород­ностью: каждый из актов характеризует его с какой-то новой стороны. Образ не статичен, но и не динамичен; можно сказать, что движению образа способствует смена характеристик, но не развитие последней в одном из направлений. Не является дополнительной характеристикой и имя, данное герою: оно опустошено (не мужское, не женское; не взрослое, не детское), но это и естественно, поскольку главное в Вале – социальное, его функция, роль. Функционализм отмечает и имена окружающих Валю персонажей: в пьесе есть Мать, Девушка, Капитан, сержант Сева, Прапорщица, Работник бассейна – женщина и др.

Абсурдистские элементы встречаются и на других уровнях текстового пространства. Так, текст пьесы построен по принципу следственного эксперимента: каждое из действий (актов) представляет собой разыгрывание сцены совершённого одним из персонажей преступления. Что примечательно, мотив преступления (убийства, преднамеренного или непреднамеренного) проходит через всё действие пьесы, связывая акты друг с другом и замыкая композицию в конце: пьеса начинается с полусна-полубреда Вали, к которому приходит дух его отца, и с разговора с матерью, из которого мы узнаём, что отец молодого человека умер, отравившись ужином. Массовым убийством Валей всех остальных членов семьи (опять же – за ужином) пьеса заканчивается. Действие строится по принципу маятника (сцена «семейной» жизни – следственный эксперимент), итогом его развития становится попытка объединения (замыкания в кольцо) двух параллельно идущих линий.

Кольцевая композиция (как отличительная черта пьесы) свойственна и другим работам бр. Пресняковых: то же наблюдаем в «Приходе тела», «Половом покрытии», «Терроризме», частично – в пьесе «Перед потопом». Движение по кругу как демонстрация симуляционного движения отличает и работы многих современных зарубежных авторов (в первую очередь – Марка Равенхилла). И у тех, и у других (учитывая разность используемых техник) данная черта работает на углубление, усугубление драматизма, безвыходности ситуации.

Отличительной особенностью пьесы «Изображая жертву» будет исключительная фрагментированность сюжета: перед нами истории внутри историй, сюжеты внутри сюжетов. Валя, главный герой пьесы, оказывается здесь лицом подопытным, изображающим жертву. И если мотив игры как таковой (обнажение игровой составляющей) отсылает нас к драме постмодернистской, то мотив кукольности, марионеточности, скорее, связывает данную пьесу с антидрамой: персонаж не просто играет роль, но чётко выполняет действия, диктуемые ему кем-либо. «Внутренняя театрализованность присуща всем пьесам Пресняковых. Они замысловато играют с текстами и сюжетами, их персонажи с удовольствием примеряют на себя разные роли. Братья Саша и Николай в пьесе “Половое покрытие” играют в друзей-студентов. А Николай параллельно еще и играет в смерть своего брата Саши. Валя из пьесы “Изображая жертву” с удовольствием пробует побыть Воландом, соблазняя Сержанта Севу на должностное преступление – отпустить преступника» [1].

Схожими оказываются и принципы построения системы ремарок: «Ремарки пишутся изысканно, иногда вычурно. Драматурги играют с точками зрения, периодически вставляя в ремарки слова вроде “видимо” и “вероятно”, убедительно делая вид, что они не знают, о чем на самом деле думают их персонажи» [1]. «Вероятностность» наряду с субъективностью в характеристике объекта или события становится главной чертой ремарок пьес драматургов; стилевой же доминантой системы ремарок оказывается комизм.

Несмотря на то, что на всех уровнях текста мы имеем дело с разного рода абсурдистскими элементами, пьеса в целом выглядит предельно реалистичной. Работает на это, в первую очередь, используемая в качестве приёма манера построения текста: текст, выстраиваемый как следственный эксперимент, создаёт иллюзию документальности, точности в описании событий. Однако этот же принцип работы с текстом характеризует и драму абсурдистскую: наиболее частотным в ней оказывается мотив игры (отсюда – масочность и кукольность героев, их марионеточность). Получается, что в пьесе «Изображая жертву» авторы, сгущая признак, увеличивая его до предела, гиперболизируя, используют общие для драмы середины прошлого и начала нынешнего столетий приёмы.

Театр абсурда, как известно, с одной стороны, становится законо­мерным итогом развития драмы начала 20 столетия, с другой – оказывается переходным этапом от драмы модернистской к драме постмодернистской. Отсюда и характеристика драмы абсурда как драмы алогичной, но не лишённой смысла, а обратной уже имеющемуся смыслу. Постмодернистская драма (и вербатим-драма как её часть) такого рода алогичность, абсурдность принимает, но не как единствен­ную данность, а как один из возможных вариантов: документализм вербатим-драмы зачастую приобретает те же черты и работает на развитие тех же тем и мотивов, что и драма абсурдистская.