Поэт эмиграции

Георгий Иванов (1894–1958)

Как писал многолетний товарищ Георгия Иванова, поэт и критик Георгий Адамович, «Георгий Иванов родился для стихов, пришел в мир, чтобы писать стихи». Более того: «для него стихи – тот воздух, которым ему от природы предназначено дышать». И он, действительно, «дышал» стихами. И все же если первую половину жизни он был лишь один из многих, то на закате жизни Георгий Иванов для многих современников стоял в ряду последних русских классиков.

Жизнь как живопись

Георгий Владимирович Иванов родился 29 октября (10 ноября) 1894 г. под Ковно (ныне Каунас) в дворянской семье с давними военными обычаями. Поместье, портреты предков, их пристальный взгляд – все это Иванов помнит, будучи уже известным поэтом. Его раннее творчество не случайно будут сравнивать с гравюрой, рисунком, литографией и т.д. Жизнь в ранних стихотворных сборниках Георгия Иванова предстанет как часть большого живописного произведения:

Беспокойно сегодня моё одиночество,

У портрета стою – и томит тишина …

Мой прапрадед Василий – не вспомню я отчества –

Как живой, прямо в душу – глядит с полотна.

Уже в детские годы он мог ощутить незыблемость всего, что его окружает, что казалось с самого рождения прочным и незыблемым: рано умер отец, поместье сгорело после сильнейшего пожара. Однако, читая автобиографические страницы его книг, нельзя сказать, чтобы Георгий задерживал своё внимание на тяжелом и горьком.

Его увлечение поэзией началось в кадетском корпусе, куда он поступил, следуя семейной традиции. Небезынтересно отметить, что он хорошо писал сочинения в корпусе, но совершенно не мог запоминать стихи наизусть [1]. Скоро это «хобби» переросло в главное дело его жизни. Впереди Георгию предстоял долгий путь увлечений и разочарований.

Первым был футуризм. Как он сам пояснит позже: «Не то чтобы мне очень нравилось: Бальмонт и Брюсов были мне гораздо ближе по душе. Но как не позавидовать смелости и новизне?» Быстро отстав от кубо-футуристов, Иванов примкнул к другим, с приставкой «эго».

В 1912 г. вышел первый стихотворный сборник поэта «Отплытье на о. Цитеру». Эти стихи не произвели особого впечатления на критиков. Только Николай Гумилёв разглядел в Иванове зачатки чего-то незаурядного.

В 1912 г. Иванов входит в круг акмеистов, следуя в статьях и в стихах лозунгам этого направления. Гумилёв восторжен мастерством Иванова, но встревожен: «Что это? Почему поэт только видит, а не чувствует, только описывает, а не говорит о себе, живом и настоящем, радующимся и страдающем?»

За безупречными стихами не было видно живой человеческой души.

К годам революции и гражданской войны Георгий Иванов был похож на оранжерейное растение: роскошные краски, изящный выгиб стебля, листьев. Все это не могло не вызвать восхищения. Но в диковинном цветке не было запаха.

В 1919 г. Иванов намеревается переиздать книгу «Горница» с добавлением более поздних стихов. Рукопись попадает на рецензию Блоку. Он пишет: «Когда я принимаюсь за чтение стихов Г. Иванова, я неизменно встречаюсь с хорошими, почти безукоризненными по форме стихами, с умом и вкусом, с большой культурной смекалкой, я бы сказал, с тактом; никакой пошлости, ничего вульгарного». Но вряд ли Блок позабыл поразившее его признание: «Мы – пустые». В Иванове поражала внешняя безукоризненность при отсутствии внутренней сути. В стихах «как будто вовсе нет личности», это стихи и только стихи.

Закат Петербурга

На закате жизни, нищий старик во Франции, он напишет очерк «Закат над Петербургом», где проносится история великой столицы империи от дней её высочайшего расцвета до медленного угасания.

«Русские дэнди», русские декаденты вообще – это лишь одно звено в той цепи событий, которые привели к закату Петербурга.

Мемуары Георгия Иванова принято считать недостоверными. Но он и не скрывал, что его воспоминания – это, скорее, художественная проза, чем документ.

Его стихи не могли рождаться вне империи. Война 14-го года, революция, гражданская война, гибель государства и расстрел царской семьи. Ушла на дно истории одна из величайших столиц великой Империи. Георгий Иванов до конца жизни остался ей верен. С этой катастрофы начинается новый Иванов.

О жизни Иванова за границей известно очень немного. После Берлина был Париж, где он с женой, Ириной Одоевцевой, прожил большую часть жизни. Георгий Иванов печатался в самых известных парижских газетах и журналах. Чего бы он ни коснулся, даже самые заурядные вещи превращал в высокую поэзию, наполняя новым смыслом.

 Вторая мировая война отняла у Иванова и его жены всё: не осталось ни дома в Риге, ни драгоценностей – ничего от прежнего благополучия. Они будут жить десять лет на редкие литературные заработки, потом им удастся устроиться в дом для престарелых в Йере, на юге Франции. Не утратил Иванов лишь свой редкий поэтический дар. Есть современники, которые считают Г. Иванова последним классиком. Но также есть крайние недоброжелатели.

Цитатность

Иванова часто называют «цитатным поэтом». Цитату он способен нагрузить смыслами столь плотно, что стихотворение требует многократного прочтения. Знаменитый романс «Бубенцы» был невероятно популярен в эмиграции. Его пели в кабаках русские певцы и цыганские ансамбли.

Это звон бубенцом издалека,

Это тройки широкий разбег,

Это черная музыка Блока

На сияющий падает снег.

В четырех строках Иванов соединяет тоску каждого эмигранта по России и судьбу последнего великого поэта ушедшей России, который предчувствовал её крушение и ушел из жизни сразу вслед за её гибелью.

Вечное возвращение

Мысли о вечном возвращении не были новыми в начале ХХ века. Её знали все, кто был знаком с философией Ницше. Но одна и та же мысль может восприниматься с разными чувствами.

 Образ молодого поколения советской России может показаться ироничным, но можно почувствовать иронию по отношению к поколению самого Иванова. И в этой легкой иронии – своя мудрость: каждая историческая эпоха рано или поздно «остаётся в дураках», знает свой расцвет и упадок.

Возвращение в Россию

Георгий Иванов постоянно думал о возвращении. Вернуться ли по снегу русскому домой, вернуться ли в Россию стихами. Об этом он писал в своем из последних стихотворений, посвященных его жене, Ирине Одоевцевой.

Умер Георгий Иванов 26 августа 1956 года в доме для престарелых в Йер-де-Пальмье во Франции [2].