КТО ЧИТАЛ АНДАЛУЗЦЕВ: ПРЯМЫЕ И КОСВЕННЫЕ ВЛИЯНИЯ АРАБО-ИСПАНСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ НА ЕВРОПЕЙСКУЮ ЛИТЕРАТУРУ

Известно, что письменность на территории Аравии формируется с приходом Ислама и Корана, однако словесное искусство к середине 8 века насчитывает почти трехвековую традицию. Доисламское устное творчество, которое легло в основу письменному, составляло неотъемлемую часть бедуинской жизни. После прихода Ислама, во время правления Омейядов, жанры древней арабской поэзии продолжают оставаться ведущими.

В 750 году, после почти полного истребления Омейядской династии Аббасидами (потомками дяди Мухаммеда – Аббаса), уцелевший представитель Абд ар-Рахман I бежит в Испанию где и образуется Кордовский эмират, а позднее и Кордовский халифат. Преемники Абд ар-Рахмана умело поощряли науки и искусства и способствовали спокойному развитию промышленности, торговли и земледелия.

Арабская культура в Испании оказала значительное влияние на европейскую цивилизацию. Преимущественно в латинских переводах с арабского запад познакомился со многими произведениями древнегреческих ученых и мыслителей. Кордова, Гранада, Севилья, Толедо и другие города были крупными научными центрами, а университеты арабских эмиратов в Испании были первыми европейскими университетами. «Поэтому не приходится удивляться тому, что уже меньше чем через сто лет после завоевания, в IX в., епископ города Кордовы писал: «Многие из моих единоверцев читают стихи и сказки арабов, изучают сочинения мусульманских философов и богословов не для того, чтобы их опровергать, а, чтобы научиться как следует выражаться на арабском языке с большей правильностью и изяществом»» [1, c. 2].

В рамках данной работы будут рассмотрены влияния арабо-испанской литературы на европейскую. Под «прямым» влиянием в данной работе будут пониматься «природные» и, возможно, неизбежные трансформации жанров и, как следствие, возникновение новых жанров в Европе. В качестве «косвенного» же влияния в работе будет рассмотрен неоднозначный вопрос о зарождении на территории Испании философского романа.

Первоначально, арабская литература Испании развивается в традиционных формах. Однако все основы арабской поэзии были сформированы на территории Аравийского полуострова и напрямую связанны с бедуинской жизнью и окружением. Так, например, аруз (аруд)[1] по некоторым гипотезам возник из такта шагов верблюда по пустыне. Эти факты делали невозможным полное сохранение сюжетов и, как следствие, жанров и форм в условиях совершенно другого климата. Таким образом, попав в окружение новых ландшафтов, арабские поэты, привыкшие к описаниям пустыни, начинают открывать для себя новые горизонты. Со временем андалузская литература становится арабо-испанской в прямом смысле этого слова. В 9 веке появляется новый жанр – мувашшах[2], представляющий собой строфический жанр поэзии, своего рода «песню» по структуре. Следует заметить, что, как правило, последний припев мувашшаха был написан на романском языке с добавлением арабских слов.

Влияние мувашшаха и заджаля[3] на куртуазную литературу

В истории Андалусии насчитывалось три периода «анархии», в которые различные тайфы (государства-княжества) боролись между собой: начиная с краха Кордовского Халифата в 1031, заканчивая Реконкистой в 1266. Альянсы и конфликты происходили во дворах по обе стороны Пиренеи, в результате чего происходил обмен пленников и рабов, и артисты, певцы и поэты переходили из одного двора в другой. Этот факт, как и факт взаимообменов в результате крестовых походов несомненно подтверждает наличие взаимоотношений и культурного обмена между лордами мосарабов и сеньорами Лангедока. «Нет сомнения в том, что популярные мосарабские песни и плачи, отличительной особенностью которых являются любовная тематика и женская чувственность, постепенно пришли в Аквитанию и в Лангедок» [10, c. 3].

Вспомним, что одной из наиболее популярных форм в итальянской любовной лирике позднего Средневековья и Возрождения была канцона, которая пришла в Италию от «кансо»[4] трубадуров. В свою очередь канцона легла в основу французской шансон д’амур и галисийско-португальской кантига де амор.

Первый из известных трубадуров, Гийом Аквитанский (Гийом IX) считается родоначальником не только провансальской, но и европейской поэзии. До нас дошло одиннадцать стихотворений Гийома Аквитанского, включающих в себя шесть озорных «кансон», четыре куртуазных «кансоны» и «покаянная песнь».

Для наглядности, стоит привести пример одной из его «кансон» «Pos de chantar m’es pres talenz» [13] (Рисунок 1. «Потому что желание меня заставляет петь»)

Рисунок 1. «кансона» «Pos de chantar m’es pres talenz» [12, URL]

Визуально в стихотворении сразу прослеживается рифма AAAB, CCCB, DDDB и т.д. Та же рифма присуща заджалю – поэтической формы, вытекшей из мувашшаха.

Предположительно, мувашшах был изобретен в конце IX в. придворным поэтом из Кордовы Мукадам бен Муафа де Кабра. После того как развитие мувашшаха достигло своего пика, в Андалусии приобрел популярность жанр заджаля. «Наиболее известны заджали кордовского поэта и музыканта Ибн Кузмана (1080–1160), которому иногда по ошибке приписывают изобретение этого жанра. Очевидно, форма заджаля была разработана тем же де Каброй и была одной из разновидностей мувашшаха, а в период жизни Ибн Кузмана ее стали воспринимать как обособленный жанр» [9]. Схема рифмовки в заджале – AA BBBA CCCA итд, и в таком виде заджаль существовал в испанской поэзии несколько веков на правах классической формы.

На рисунке 2 один из заджалей Ибн Кузмана с той же рифмой, что и у Гийома Аквитанского:

[13, URL]

Рисунок 2. Заджаль Ибн Кузмана

Заджаль был упрощенным вариантом мувашшаха: во-первых, упрощалась рифмовка, во-вторых – количество строф от текста к тексту варьировалось. Таким образом, заджаль воспринимали как «народный» жанр, так как все его образцы были песнями и исполнялись под музыку. «Это факт имеет важное значение: провансальские лирики, начиная с Гильема Аквитанского, могли знакомиться с заджалями не просто как с устно исполняемыми текстами (это не имело смысла, если они не знали арабского языка), а как с песнями» [9].

Такая строфическая форма появляется в лирике Прованса еще при жизни Ибн Кузмана. Можно предположить, что она была точно скопирована первыми известными трубадурами и явилась источником для дальнейших экспериментов провансальских поэтов по изобретению более сложных строф.

Таким образом мы можем наблюдать неразрывную связь арабской поэзии и творчества трубадуров. Влияние заджаля немалым образом отразилось на формировании кансон, а связь строфики заджаля с повышенной эмоциональностью повествования проявилась в различных типах провансальской сирвенты (по форме, напоминающей любовную кансону, но затрагивающая вопросы политики, религии и морали).

«Косвенное» влияние арабских мыслителей на Европу. Философский роман

Более спорным является вопрос о неумышленном «копировании» в следствии проникновения различных идей в соседние регионы, а также законов жанра. Во второй части работы будет рассмотрен философский роман Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого» и произведение Ибн Хазма «Ожерелье голубки».

Философский роман как таковой возник в Западной Европе в эпоху Просвещения, когда Вольтером, Дидро и Руссо были написаны основные произведения жанра. Однако предпосылки возникновения жанра можно наблюдать еще в античности, когда Платон и Ксенофонт создали жанр философского диалога [12], обладающего высокой художественностью. Также не стоит забывать о влиянии восточных философов и писателей на становление жанра. Идеи арабских и персидских писателей стали доступны благодаря пребыванию арабов в Испании, как напрямую, так и через уже андалусских мыслителей, таких как Ибн Рушд, получивший широкую известность на Западе, под искаженным именем Аверроэс, Ибн Туфейль и Ибн Хазм.

В эпоху ожившей в Испании арабской литературы было написано произведение Абу Мухаммеда Али ибн Хазма, родившегося в Кордове в 994 году, «Ожерелье голубки».

Книга «Ожерелье голубки» доставила Ибн Хазму репутацию одного из наиболее знаменитых адептов платонизма. Когда Ибн Хазм подвергся гонениям, его рукописи были в значительной части уничтожены. Единственная сохранившаяся рукопись «Ожерелья голубки» находилась в библиотеке Лейдена, и была изучена впервые известным голландским исламоведом XIX века Рейнхартом Дози. Только в середине XX века «Ожерелье голубки» было переведено на европейские языки и опубликовано в России и Европе.

Личность Фридриха Ницше, в отличии от Ибн Хазма, широко известна и пользуется популярностью многочисленной аудитории. Его произведение «Так говорил Заратустра» находится на 26 месте в рейтинге самых читаемых философских произведений, а его автор входит, по версии издательства Britannica, в топ-100 самых влиятельных философов всех времен [15, c. 53].

На Ницше, как и на Ибн Хазма, огромное влияние оказали идеи платонизма. В ранней работе «Греческое государство. Предисловие к ненаписанной книге» (1871 г.) мыслитель раздражал публику софизмами, которые стали краеугольным камнем его учения о культуре. Своим прямым предшественником Ницше прямо называет Платона: «…совершенное государство Платона является творением гораздо большим, нежели это думают даже самые горячие из его поклонников …» [8].

Несмотря на то, что Ибн Хазма отделяют от Ницше более 8 столетий, а переводы андалузского автора на европейские языки были выполнены только в середине XIX века, спустя полстолетия после смерти Ницше, в их произведениях можно проследить определенные сходства.

Посмотрев на оба произведения, первым делом можно обратить внимание на их структуру. «Ожерелье голубки» - трактат, раздробленный на обособленные друг от друга и не связанные общим сюжетом 30 глав, каждая из которых имеет определенное название («глава о признаках любви», «глава о верности», «глава об измене» и т.д.) Длина глав варьируется от одной до пары десятков страниц. Что касается философского романа Ницше, он представляет собой произведение, разделенное на 4 части, которые указывают на переломные моменты в сюжете. Однако в целом труд также состоит из многочисленных глав, не вытекающих одна из другой и не связанных общим сюжетом (читатель не заметил бы разницы, будь главы переставлены местами).

Следующий факт, объединяющий оба произведения – это манера повествования. В обоих из них ведется повествование от первого лица, которое имеет нравоучительный характер, с той лишь разницей, что если в «Ожерелье голубки» повествование ведется от автора, то каждая глава второго произведения, где вещалось также от первого лица, кончается словами «так говорил Заратустра».

Помимо общих характеристик и конструкций, в произведениях можно наблюдать схожие мотивы и даже метафоры.

«Это подобно магниту и железу. Сила вещества магнита, связанная с силой веществ железа, не обладает достаточной самостоятельностью и способностью к выделению, чтобы устремиться к железу, хотя оно с нею однородно и принадлежит к ее стихии. <…> Когда же ты возьмешь железо в руку, оно не устремляется, так как его силы тоже недостаточно, чтобы одолеть то, что его держит, если оно сильнее» [2, c. 8], - пишет Ибн Хазм.

Спустя более 8 веков Ф. Ницше пишет: «Железо так говорило магниту: "Больше всего я тебя ненавижу за то, что ты притягиваешь, не имея достаточно сил, чтобы тащить за собой» [7, c. 31].

Не раз встречает читатель в обоих произведениях рассуждения о душе, что соответствует жанру, но, порой, в одинаковых контекстах. Так, Ибн Хазм, рассуждая о бессоннице, называет сон – пищей души: «Бессонница продолжается ночами, но, если бы человек был лишен пищи две недели, он бы, наверное, погиб, и мы говорили, что без сна можно выдержать меньшее время, чем без еды, только потому, что сон — пища души, а кушанья — пища тела» [2, c. 83]. Ницше в свою очередь говорит о том, что «Уметь спать - не пустяшное дело: чтобы хорошо спать, надо бодрствовать в течение целого дня. Десять раз должен ты днем преодолеть самого себя: это даст хорошую усталость, это мак души» [7, c. 11].

Говорят оба философа и об одиночестве, притом, отдавая должное этому состоянию и упоминая о том, что можно в нем найти исцеление. «Одинокий, ты идешь дорогою к самому себе! И твоя дорога идет впереди тебя самого и твоих семи дьяволов!» [7, c. 30] - читаем мы в «Так говорил Заратустра». В «Ожерелье голубки» прослеживается та же идея: «И тогда ставят они одиночество на место дружбы, и уединяются в местах, отдаленных от друга, и поверяют свои тайны воздуху, и разговаривают с землей, находя в этом отдых, как находит его больной в стенаниях и опечаленный во вздохах» [2, c. 35].

Это всего лишь немногие примеры схожих идей и конструкций в двух вышеназванных произведениях. Несмотря на то, что «Ожерелье голубки» и «Так говорил Заратустра» разделены между собой более чем половиной тысячелетия, то есть огромным временным, и что куда более важно – историческим пластом, они имеют определенные сходства.

Заключение

Такое сходство только еще раз доказывает развитость мысли андалусских писателей и философов. «Ожерелье голубки», которое принято называть трактатом о любви, носит в себе все признаки зарождающегося философского романа. Несмотря на то, что принято считать Западную Европу XVIII века местом возникновения этого жанра, а первыми основополагающими произведениями «Кандид» Вольтера, «Эмиль» Руссо и «Племянник Рамо» Дидро, можно отметить его зарождение именно в Андалусии еще в XI веке.

Период мусульманской Испании – один из примеров взаимовлияний Запада и Востока, слияние их в единую культуру. Так, Ницше в произведении «Антихрист» пишет, критикуя христианство: «Христианство погубило жатву античной культуры, позднее оно погубило жатву культуры ислама. Чудный мавританский культурный мир Испании, в сущности более нам родственный, более говорящий нашим чувствам и вкусу, чем Рим и Греция, был растоптан …» [7, c. 60].

В течение всего XIX века вопрос о возможном арабском влиянии был предметом активной дискуссии. Как сторонники, так и противники арабской теории приводили серьезные аргументы. После долгих споров и различных исторических событий (таких как обнаружение в 1948 году манускриптов с мувашшахами XI века), приверженцы арабской теории получили источники новых аргументов и подтверждений, однако вопрос о проникновение андалусских идей на запад и их влияние на развитие мысли европейской остается открытым по сей день и ни одна из версий не считается принятой. Как бы то ни было, нельзя отрицать огромный уровень вклада в науку, культуру и в особенности литературу, привнесенный арабами на Запад через мусульманскую Испанию.