Художественные образы в романе В.О. Пелевина «Чапаев и Пустота»

ARTISTS IN THE NOVEL V.O. PELEVIN “CHAPAEV AND EMPTY”

Timur Ayupov

Graduate student, Leningrad State University named after A.S. Pushkin, Russia, St. Petersburg

Аннотация. В статье анализируется особенности авторского метода Виктора Пелевина в изображении художественных образов заимствованных из исторической действительности в рамках постмодернистского направления на примере его первого крупного произведения – романа «Чапаев и Пустота». Анализируется культурное наполнение текста романа в разрезе разных слоев восприятия для выявления элементов интертекстуального значения – архетипов, цитирования, аллюзий, параллелей, сравнений, реминисценций. Приводятся конкретные примеры, показывающие тесную, непосредственную и опосредованную связь смыслообразующих элементов текста с культурно-историческими и социальными предпосылками, связанными с периодом 90-х годов 20 века в России.

Abstract. The article analyzes the features of the author’s method of Victor Pelevin in the depiction of artistic images borrowed from historical reality in the framework of the postmodern trend on the example of his first major work - the novel “Chapaev and Void”. The cultural content of the text of the novel is analyzed in the context of different layers of perception to identify elements of intertextual meaning - archetypes, citation, allusions, parallels, comparisons, reminiscences. Concrete examples are given, showing the close, direct and indirect connection of the semantic elements of the text with the cultural, historical and social premises associated with the period of the 90s of the 20th century in Russia.

Ключевые слова: художественные образы; художественная реальность; постмодернизм; архетип; цитата; аллюзия; реминисценция; В. Пелевин; массовая культура; 90-е годы.

Keywords: artistic images; artistic reality; postmodernism; archetype; quote; allusion; reminiscence; V. Pelevin; popular culture; 90s.

Одно из самых известных выражений великого китайского философа Конфуция гласит – «Да чтоб жить тебе в эпоху перемен!». Как мы знаем, это сродни серьезному проклятию, поскольку для большинства людей счастье заключается именно в стабильном мире, без потрясений и крутых поворотов на жизненном пути. Однако в реальной жизни такого не бывает и остается всегда актуальным вопрос – что же делать тем, кого угораздило появиться на свет именно в эпоху перемен? Как справится с дисгармонией, преодолеть все негативные силы, которые раскачивают вашу лодку? Если использовать соответствующие меры, то можно взять совет из традиционного европейского фольклора, где достаточно произнести имя того, кто нарушает гармонию, чтобы он исчез.

Конечно, это не по силам всем, для этой миссии нужен особый герой. История становления новой России в постсоветскую эпоху стала именно таким периодом, в котором ветер перемен затронул всех россиян, выбив нас из привычной колеи советского, пусть не всегда устроенного, но привычного мира. Хаос царил не только в обществе, но и в умах людей, которые лишились привычной координатной сетки и не могли безболезненно перестроиться на новый уровень жизни. Людям были нужны новые ориентиры, а дать их мог только тот, кто сможет увидеть больше, чем дано простым обывателям, который увидит в историческом процессе новые реалии в хаотичном движении времени и найдет слова, чтобы их описать.

Русская литература конца 20-го пережила такое событие, когда в самом эпицентре круговорота «лихих 90-х годов» был опубликован роман Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота». Роман «Чапаев и Пустота», опубликованный в 1996 году, по словам автора, представляет собой ««первое произведение в мировой литературе, действие которого происходит в абсолютной пустоте» [4 с. 4].

В основе сюжетной линии романа лежат события двух исторических периодов – эпоха гражданской войны и Россия в середине 90-х годов. Оба слоя показываются через восприятие главного героя романа – поэта-декадента Петра Пустоты, который в реальности находится в психиатрической лечебнице, а параллельно также участвует в революционных событиях вместе с легендарным комдивом Чапаевым. Вообще личность Чапаева в истории гражданской войны своей несуразностью и умением сплотить возле себя людей, да ещё остаться в народе в анекдотах и притчах, вызывает дух того времени. Без которого Пелевину не удалось бы создать реалии того периода. Раз мы затронули личность исторического персонажа, то сравнивая его с кинолентой за 1934 год, где Чапаев предстаёт учителем нового политического общества. С романом «Чапаев и пустота» нам становиться ясно, что Чапаев прожил короткую жизнь, он был важен в период гражданской войны как образ, символ чего то, не достижимого в народных массах. Некий энтузиаст, на котором держится суть революции. Красные и белые в чём их отличие этот вопрос задаёт Петька кому? В первую очередь себе или Чапаеву, который как мы выясняем находиться в его воспалённом сознании по сюжетной линии произведения. И находит многозначный ответ что разницы нет, по сути в романе идея британского философа Людвига Витгенштейна, о том что исторические события и их последствия приводят к перепрограммированию всего общества. Давая взамен новые слова, новые идеи и язык для осмысления мира, в который и был помещён Петька как личность перетерпливающие новую трансформацию, его сознание живёт в двух мирах, телом он в психбольнице сознанием в параллельном мире, с Чапаевым, Фурмановым, Ленином, Чингиз ханом. Всеми теми историческими личностями, которые своим мышлением активностью сплачивали вокруг себя людей, народы и двигали историческими процессами и тем самым меняли, действительность создавали новую реальность, в которые помещались мы обычные люди.           

Так и Пелевин в своём романе создаёт новую художественную историческую реальность, наполненную абсурдом, гротеском и необычайностью сюжетной линии. Словно автор пригвоздил, прижал к ногтю практически все реалии того времени, которые так или иначе формировали наше общество. Образ новый Москвы и на фоне её исторические процессы, в том числе от этих событий у многих сносит крышу.

Но и тут все очень непросто. Мы с интересом и любопытством проникаемся перипетиями судьбы Петра Пустоты, в которые автор нас погружает с самого начала романа, однако с точки зрения категории «времени и пространства» в книге нет четких границ, все довольно расплывчато и состоит из комбинации множества слоев. Вначале большая часть пространства и времени посвящена так называемой «реальности Чапаева», как исторической личности. Автор повествует  об историях из эпохи «красных» против «белых» в Гражданскую войну, тут же идёт переход в параллельные миры и квазибуддийские пространства. Реальность нашего мира, то есть локация временного континуума настоящего времени, протекает в Москве с 1993 по 1996 годы. Герой романа Пётр Пустота очнулся неизвестно в каком доме, на нём надета смирительная рубашка. Кажется, он просто бредит. Однако к концу второй главы путем чтения мыслей другого персонажа мы можем смутно догадаться, что тут речь идёт об одном из самых серьезных и трагичных событий постсоветской России – расстреле из танков Белого дома правительства. После распада железного занавеса столицу просто захлестнула новая модель управления сознанием для кого чуждая, а кому приемлемая. Сознание обывателей, словно магнит притягивает и начинает заполняться новым, в памяти находиться как старая модель мира, так и пытается ужиться новая. На фоне этого хаоса Пелевин показывает в своём романе через образы героев, этот беспорядок мыслей. В романе Пелевина отражаются и бразило-мексиканские сериалы наподобие «Рабыни Изауры» и «Богатые тоже плачут», и западные боевики с Арнольдом Шварцнеггером и восточные мотивы с кодексами чести и прочей ерундой, тут нашлось место даже для популярной в те годы музыки, например, творчество группы «Лесоповал» и другие. Всё это намешано в головах и приводит к плачевным последствиям.

Даже образы главных героев оказались созвучны времени – сумасшедший интеллигент-поэт, носящий имя знаменитого соратника, Василия Ивановича Чапаева. Совмещение несовместимого, по словам самого Пелевина, стала его основной задачей в процессе создания романа. Однако, Пелевин не был бы Пелевиным, если бы в открытую стал называть такие вещи своими именами. Писатель так строит свой текст, что все реалии показываются в зашифрованном виде, он не ищет лёгких путей и читателям предстоит разгадывать загадки автора, используя не только логику и мышление с эрудицией, но и банальную интуицию. Виктор Пелевин стал демиургом новых архетипов в отечественной литературе, по словам известного исследователя творчества Пелевина Сергея Полотовского, он разделил нить повествования на два временных потока, тем самым лучше всех охарактеризовал всю сложность той эпохи, органично став её важным элементом. Пелевину удалось описать своё время едва ли не самым лучшим способом, перейдя из небытия медийного мира в бытие. [5].

Отметим, что «Чапаев и Пустота» стала первой попыткой автора создать классический роман, вписывающийся в строгое каноничное определение: «литературный жанр, как правило, прозаический, который предполагает развернутое повествование о жизни и развитии личности главного героя (героев) в кризисный/нестандартный период его жизни». [1].

Пелевин использует классические постмодернистские приёмы, деконструкции, создавая свой интертекст, или историю в виде сборного винегрета из разных объектов. Он берёт всем знакомые сюжеты, расчленяет их на компоненты, что-то утилизирует за ненадобность, а подходящие элементы сшивает отнюдь не белыми нитками в новое полотно, используя беспроигрышные мелодраматические связки.

В итоге Пелевин создает свой собственный сериал, жанр кино на телевидении, который был невероятно популярен в 90-е годы. Одна из самых любимых героинь российских женщин тех лет – Просто Мария, персонаж одноименного сериала. Автор придает ей современные черты популярных тенденций, например, эзотерическими увлечениями.

Просто Мария помешана на голливудском актере Арнольде Шварценеггере, она мечтает вступить с ним в «алхимический брак». Пелевин показывает глупость слияния запада и востока. При этом Шварценеггер в её мечтах выглядит в образе Терминатора, самого популярного персонажа, сыгранного актёром и возведенного в нашей стране (и во всем мире) в ранг культового героя.

Но это не стоит рассматривать, как юмористическую зарисовку. Образ Терминатора и просто Марии нужно воспринимать через призму постмодернизма, где они принимают более глубокие и сакральные значения. Просто Мария может символизировать право простых людей на спокойную жизнь и веру в лучшую долю, но наличие в сюжете робота из постапокалиптичного мира, где роботы истребляют остатки человеческой цивилизации, навевают тревожные мотивы.

Если взять аллюзии на расстрел Белого  дома, то все это говорит о том, что в те годы в Москве, да и не только, в дом любого гражданина могла залететь шальная боеголовка, автоматная очередь или выстрел из гранатомета. Все говорит о зыбкости бытия 90-х, а наслоения разных по концепции сюжетов претендует уже на создание некоего архетипа жизни тех лет, своеобразного гимна девяностых, какие они остались в памяти современников.

Известный писатель и публицист Дмитрий Быков отмечал, что роман Пелевина, несмотря на кажущуюся легкомысленность, нельзя назвать таковым, это роман серьезный и нуждающийся в неоднократном прочтении. Быков сравнил книгу со сложным и запутанным узлом, который нельзя разрубить, ибо это неконструктивное решение, а если попытаться его развязать, то можно просто завязнуть в хитросплетениях сюжетных линий, однако если с умом подойти к решению этой задачи, то можно найти правильный конец веревки, потянув за который, можно не просто распутать этот негордиев узел, а снизвести его в пустоту, в ту самую пустоту, в пространстве которой происходит и место действия романа и сам главный герой произведения [2].

Образ Москвы у Пелевина играет всеми красками. Все события начинаются в Москве, как начало гражданской войны, так и распад СССР один культурный слой наслаивается на другой. Причём культурный слой южной Америки, где нищета доминирует, очень напоминает Россию постперестроечного периода, где нищета была на лицо. Народу приходилось адаптироваться к новой экономике, где не государство кормит, а ты кормишь сам себя. Отголоски западного капитализма, где выживает сильнейшей, на примере открытия фирм однодневок и прочих услуг, снова личности сильные берут, бразды правления в свои руки и создают новую реальность.  На примере и других историй можно проследить авторский метод Пелевина в создании разноплановых комбинаций и смешении различных реалий и реальностей. В процессе массового галлюцинаторного сеанса, когда пациенты в палате лечебницы рассказывают друг другу истории, интеллигент-алкоголик Сердюк поведал о том, как устраивался в нормальную «японскую компанию», поскольку там все якобы были созданы все условия для райской жизни.

Это – один из устойчивых персонажей фольклора девяностых годов сродни «новому русскому», роль которого отведана Володину, который пытается постичь философию «вечного кайфа», используя грибы, вызывающие психогенные реакции. Пелевин сохраняет принцип двойственного метода изложения истории вплоть до конца романа. Реальная Москва эпохи постсоветского прошлого едва-едва проступает на втором плане, её огни большого города с трудом пробиваются через сумбурные картины фантасмагорий, где непонятные персонажи ищут удовольствие, потребляя дикий коктейль из водки и кокаина, сжигают усадьбы и совершают полеты на слонах.

Такой пример является основным для построения сюжета. Петр Пустота со своим раздвоением личности рассказывает нам свою историю за счет того, что один из иллюзорных миров порой отключается, впуская нас в новую реальность.

И это сложное и трагическое чувство ненадежности и зыбкости окружающего мира очень искренне и честно показывает нездоровую атмосферу 90-х годов, полную возбужденного настроения и давящую, словно стотонный пресс на общество, на каждого отдельного человека, оказавшегося на распутье миров в эпоху перемен.

Автор вкладывает в уста героя слова, под которыми мог расписаться любой россиянин в те годы: «Я не способен был воспринимать реальность в ее полноте» [4]. Герою кажется, что все сущее существует только тогда, когда он смотрит на него, а стоит ему отвести взгляд и все исчезает, сменяясь на ту картинку, куда пал взгляд героя.

Также в этом можно увидеть и отблески популярной ныне и начинающей уже тогда пробиваться в сознание масс теории о том, что наш мир – компьютерная симуляция, а все мы – симулякры. Истоки этой теории ведут к древнегреческим философам Пифагору и Платону, которые писали о том, что наш мир, всего лишь тень реального мира.

С учетом философии Пелевина и его предыдущих работ, например, «Омон Ра», эта теория в романе «Чапаев и Пустота»  связывает и реальность и ирреальность окружающего мира и всех наших представлений о нем.

К финальной главе  два разнополярных мира начинают сближаться все теснее. Лечащий врач Петра, Тимур Тимурыч использует свою авторскую методу излечения – что вполне в духе популярных тенденций 90-х годов, когда только не ленивый не пробовал вступить на манящие просторы новых возможностей и перспектив для удовлетворения собственных амбиций.

Тимур Тимурович предлагает Пустоте фиксировать свои сны на бумаге, а Чапаев из второй реальности согласен с этой идеей. При этом Петр не понимает, что есть настоящая реальность, он не понимает, где правда. И в этих словах для знающего, что такое перестройка человека, заключается весь смысл неопределенности мира тех лет.

Образ Чапаева становится не просто компиляцией известной серии анекдотов, киновоплощения в одноименном фильме и в романе Фурманова, а поднимается вообще над реальностью. Чапаев превращается в духовного наставника Петра Пустоты, проповедующим классические дзен-буддистские принципы, которые присуще так называемому бодхисатве. Чапаев уже не просто сэнсей и учитель, а Учитель, который достиг высшего Просветления и остающийся в бренном мире только ради того, чтобы помочь другим героям романа протии путь очищения и слиться с океаном Всебытия, Пустоты.

Пелевин, который и сам близок к философии буддизма, делает попытку сблизить оба мира, одновременно показывая нереальность каждого из них по отдельности. Пелевин в своём художестве мастерски использует приём смены психического состояния персонажей, ненадежного нагнетания атмосферы, поэтому читатели могут вскоре понять, что в романе есть еще один немаловажный герой – сама Москва 90-х годов.

Это не просто смутно вырисовывающийся фон на заднем плане, а полноправное действующее лицо. При этом автор постепенно размывает образы героев, которые расплываются и смазываются, а образ Москвы набирает обороты, становясь более узнаваемым и реалистичным. В полубредовом состоянии персонажи захватывают в свой кругозор светящиеся неоновые вывески, рекламирующие известные бренды, которые были для жителей столицы яркими атрибутами московского пейзажа.

Известный литературовед В.Н. Топоров отмечал, что город может творить определенные смыслы, общаясь с нами через свои улицы, площади, парки, и через них можно воссоздать определенную систему знаков, которая реализуется в тексте произведения [7].

Виктор Пелевин создает свою «Москву девяностых годов», неогород, который противостоит классическим московским текстам, в которых город показан через живописные дворики, переулки и торговые ряды, описанные в книгах писателей 19 века и начала 20-го.

Все традиционные представления о тихой и красивой Москве остаются в далеком прошлом, а реальное настоящее ограничивается Тверским бульваром с его вечным холодом и каких-то других разных локаций в виде метро, подъездов и подвальных помещений, низведенных до тонического смысла.

Центр города метафорически обыгрывает фамилию главного героя – там царит пустота, там, где стоял памятник Пушкину, но одновременно среди других памятников, именно памятник пустоте стал самым наилучшим из всех. В пустоту низвергнулся и Страстной монастырь, где осталось только чахлая растительность и безвкусные фонари. В этом мире осталась только «Музыкальная табакерка», общепитовское заведение, бывшее рестораном, не хватающим с неба звезд, а ныне ставшее типичным притоном для бандитов. В конце романа Пустота приехал именно туда.

Что может стать главным оружием главного героя в мире, который оказался замкнутым пространством? Оказывается, простая авторучка! Насмешливым символом выглядит то, что даже в 90-е годы, в разгул анархии, интеллигент, хотя и без царя в голове, может верить, что его Слово обладает силой.

Литературоведы как раз нередко сомневались в том, что у самого автора наличествует «сила слова». М.И. Свердлов отмечал, что в романе Пелевина присутствует множество стилистических ошибок, слова просто становятся своими тенями, призраками настоящих слов [6].

Да, Пелевин, кажется, мало знаком с чистым литературным языком,  он высокопарные выражения разбавляет сниженной лексикой, а сниженную лексику перегоняет через приёмы бурлеска: «блудливое целомудрие», «трипперные бунинские сеновалы», «растворить экстаз в абсолюте» («экстази» - наркотик, «абсолют» - популярная марка водки). Однако, по мнению самого Пелевина, сниженная лексика является «энергетически емкой». В одном из интервью писатель отметил, что лексика криминальных «братков» 90-х годов наполнена особой силой, потому что в их речи находит отражение реалии жизни и смерти, о которых они знали не понаслышке, а действительно сталкивались с ними каждый день, вступая в вечную борьбу за право на лучшую долю для себя и своих близких.  Используя их речь, можно по-новому сформулировать метафизические истины, подать их не в абстрактном виде, а в живом, полном жизни [3].

Пелевин использует криминальный и блатной жаргон 90-х годов, который в те годы нашел широчайшее применение в обществе, преобразовал язык, совершил над ним некую лексическую ломку, после отхода от которой начал формироваться современный нам язык и речь.

Поэтому можно сделать вывод, что среди художественных исторических реалий в романе Пелевина свое определенное место занимает и сам язык. Язык 90-х – некий артефакт, который в то время был основой общественного сознания. Пелевин смог его зафиксировать для будущих поколений.

Многие термины и слова из этого языка уже могут вызывать затруднение в понимании у нового поколения, которое может воспринимать эпоху 90-х как давно прошедшее время. Но с другой стороны, автор допускает подобную картину, ведь квазифантастика в его тексте обретает свой смысл, свои координаты, в  которых уже не стоит искать символику, концепции или эзопов язык.

Подводя итог данной работы, можно отметить, что в романе В. Пелевина «Чапаев и Пустота» используется большое количество художественных исторических реалий, собранных на основе культурно-исторических элементов двух временных периодов – Гражданской войны в России 1918-1919 годы и в эпоху постперестроечной России середины 90-х годов.

Автор мастерски формирует художественное пространство романа, составляя его из огромного количества аллюзий, реминисценций, сравнений, характерных для той или иной эпохи, но, вместе с тем, Виктор Пелевин использует их не прямым образом, а опосредованно, в зашифрованном виде, заставляя читателей романа самим делать выводы и догадываться об истинной подоплеке происходящих событий.

Такой постмодернистский прием позволяет автору более глубоко, на уровне подсознания, окунуться в одну из самых противоречивых эпох в истории России – знаменитые и уже ставшие легендарными «девяностые годы». Неопределенная, полная нестабильности и тревожности атмосфера в романе является художественным переосмыслением тех социальных потрясений, которые обрушились на постсоветскую Россию в 90-е годы. 

Художественные реалии эпохи 90-х, искусно запечатленные Пелевиным в романе «Чапаев и Пустота», сделали его книгу своеобразным постмодернистским гимном России тех лет, настоящей «энциклопедией русской жизни» того периода.